— Я понимаю, ты обижена…
— Серьезно? Думаешь то, что я испытывала тогда, да и сейчас, это обида? — моему сарказму не было предела, — простая детская обида?
— Я такого не говорил, — насупился бета, — что она детская…наверняка, очень болезненная и глубокая.
— Да ты, как я посмотрю, в дипломированные психологи заделался? — цинично огрызнулась.
Нечаев молчал, настороженно рассматривая меня.
Как мне это все надоело! Все они! Вся эта гребаная стая!!! Почему нельзя просто оставить меня в покое? А еще лучше дать мне уйти?! Снова хочется сбежать, и я снова давлю провальную мысль на корню. Уже сбегала дважды — один раз чуть не убили, второй — бесцеремонно вернули назад. Нужен другой путь.
— Что? — развела руками, интересуясь причиной его задумчивого внимания к моей скромной персоне.
— Ты изменилась, — протянул он как-то растерянно.
О да, дорогой мой друг, изменилась! Ты даже не представляешь насколько! Располовинилась!
— Вас за это благодарить надо! — холодно отрезала, чувствуя, как в груди давит.
Больше нет ни сил, ни желания с ним разговаривать, поэтому забрала кружку, тарелку с бутербродами, которые по-прежнему мне казались единственной прекрасной частью этого утра:
— До свидания, — кивнув ему, пошла прочь, чувствуя, как смотрит в спину.
Выйдя из кухни, едва не споткнулась, обнаружив Бекетова. Он стоял, подпирая стену плечом, сложив руки на груди, и задумчиво смотрел себе под ноги. При моем появлении поднял взгляд, пронзительный, грустный, и у меня защемило, закололо, запульсировало в груди. Проклятая связь!
Ни сказав ни слова, прошла мимо него, торопливо скрывшись в своей комнате. Только там смогла перевести дух, села на кресло, возле окна, подобрав под себя ноги, и принялась завтракать, меланхолично пережевывая бутерброды и прислушиваясь. Мне до дрожи хотелось узнать, о чем они говорят, но мой слух был обычным, человеческим, а их голоса снизу доносились неразборчиво.
В очередной раз почувствовав себя ущербной, горько усмехнулась. Всем была нужна прежняя Таня, но они не в курсе, что ее больше нет.
Неужели не почувствовали этого? Не почувствовали, что волчицы больше нет? Осталась только я — измученная, растерянная, кое-как пытающаяся жить дальше? Или уверены, что такого просто не может быть? Представляю, что будет, когда секрет раскроется. Хотя какой это секрет? Просто мерзкая правда, которую я и не собиралась прятать.
* * *
Сидеть в одной комнате и строить себя непоколебимую царицу — очень сложно. День, два, три, а потом начинаешь изнывать от скуки. Откровенной, тягучей, вымораживающей изнутри. Вид из окна — все тот же, сколько не смотри — ухоженная улица, дома соседей, вездесущие тополя. Красиво. Однообразно. Скучно.
Наблюдение за прохожими — то же весьма сомнительное удовольствие, особенно учитывая тот прискорбный факт, что все они волки, которые чуют чужие взгляды и смотрят в ответ, безошибочно находя мой силуэт в окне. Подглядывать за ними из-за опущенных штор? Глупость какая.
В той комнате, где я обосновалась, не было ничего примечательного — ни книг, ни журналов, ни телевизора. Ничего, что могло бы скрасить тоскливые будни заключенного, коим я себя ощущала в Черных Тополях.
Спускаться вниз, в гостиную, я не решалась, прекрасно осознавая, что Бекетов тут же окажется рядом, а вечер с ним подобен изощренной пытке.
Жила как в тюрьме. Весьма комфортабельной, но все-таки тюрьме. И мой тюремщик, казалось бы, ни в чем меня не ограничивал, наоборот был готов положить к моим ногам весь мир. Уверена, он мог всю землю перевернуть, если бы я только намекнула ему, что мне этого хочется.
Да вот что-то не хотелось. Равным счетом ничего.
Не понимала, на что Бекетов рассчитывал, пытаясь удержать меня при себе. Что он мог предложить такого, способного вынудить меня сделать шаг навстречу. Что он мог дать взамен того, что отобрал? Я долго об этом думала, пытаясь просчитать его дальнейшие действия, пытаясь понять, что ждет меня дальше. Ну в самом же деле, не станет он меня вечно держать при себе, на привязи? Или станет?
Хоть и обещала себе не брать ничего из вещей Руслана, но на деле все получалось совершенно иначе. Как-то само собой выходило, что я заново врастала в этот дом, хоть и противилась этому всей душой.
Я взяла старый планшет, купленный еще в то время, когда мы были вместе. Видать, с тех пор Руслан к нему не прикасался, потому что в одной из папок обнаружила наши фотографии с тех счастливых времен и долго рассматривала, пытаясь понять, как вот эти счастливые люди с картинки могли превратиться в измученных, потрепанных судьбой неудачников?
Разглядывание фотографий настроение не подняло, наоборот загнало его ниже плинтуса, лишний раз убеждая в том, что надо искать путь на свободу.
Долго зависала в Интернете, ища путь к отступлению, строя грандиозные, но неосуществимые планы побега, начиная с того, как проложу маршрут и лесами уйду в далекие дали, или укроюсь заграницей, и заканчивая тем, что обращусь в специальную фирму, которая поможет мне «исчезнуть».
Но стоило только вспомнить пронзительные янтарные глаза и тут же руки опускались. Бесполезно это! Все бесполезно, если он сам меня не отпустит. А так…все это лишь убогие попытки укрыться от хищника, который все равно найдет.
После встречи с Нечаевым я снова завелась. Они все меня утомили! Своим этим смиренным признанием вины и жаждой прощения! Что же ни один из них не простил меня тогда, год назад???
Вечером того же дня, раздался требовательный стук в дверь. Настойчивый, резкий, у меня аж сердце неистово забилось, и я предпочла отпереть, хотя обычно игнорировала все его поползновения в мою сторону. Сейчас подсознательно понимала, что Руслан что-то решил, и не отступит, и никакие замки и запоры не помогут от него спрятаться.
Осторожно приоткрыв дверь, выглянула в образовавшуюся щелку. Бекетов стоял вполоборота ко мне, заправив большие пальцы рук в карманы джинсов, и меланхолично рассматривая пол. Почувствовав мой настороженный взгляд, оторвался от этого архиважного занятия и развернулся ко мне. Вроде спокойный, но в глазах решимость мрачная светится.
О боги, ну что еще ему надо???
— Собирайся, — произнес с натянутой улыбкой. Похоже, хреновое настроение было не только у меня.
— Куда? — поинтересовалась осторожно.
— Мы уезжаем в Синеборье, — ответил твердо. Явно не приглашая, а ставя перед фактом.
Если честно, я даже обрадовалась. Потому что это возможность выбраться из опостылевшего дома, убраться из черных тополей. В усадьбе тихо, спокойно, там голова кружилась от ощущения свободы.
— Когда едем? — спросила отстраненно, а Бекетов нахмурился, не ожидая от меня такой покладистости.
— Прямо сейчас, — продолжал подозрительно рассматривать мою усталую, осунувшуюся физиономию.
