Селеста на секунду задумалась.
– Я грущу из-за себя. Мне стыдно.
– Расскажи, почему.
Селеста заговорила, опустив голову:
– Мне стыдно, потому что мне трудно дается то, что для других людей очень просто. Я не должна так безумно бояться нашего свидания.
– Что мне сделать, чтобы тебе стало легче?
Селеста не имела ни малейшего понятия. Она подняла на Джастина беспомощный взгляд.
– Тебе станет легче, если я скажу, что ничего страшного не произойдет? Мы просто погуляем и приятно проведем время. У нас с тобой нет причин испытывать страх, как перед выходом на сцену, так ведь? Конечно, нет. Если в любой момент вечера ты поймешь, что хочешь домой, я отвезу тебя домой. Вот и все. Я не стану злиться или плохо о тебе думать, ничего подобного. Договорились? Для меня честь, что ты согласилась пойти со мной на свидание, несмотря на то, что для тебя это так непросто.
– Это не твоя вина. У меня проблемы, проистекающие из чувства утраты. Осознанный уход от общества. Я одновременно стремлюсь к одиночеству и ненавижу его. Все это слишком трудно объяснить.
Джастин опустил взгляд и на мгновение задумался.
– Пока тебя ждал, я рассматривал фотографию на стене. В коридоре. Там ты, Мэтт…
Селеста закончила предложение за него:
– И Финн.
– Второй брат.
– Да, – проговорила она. – Он был бы сейчас старше, чем Мэттью. Он погиб, когда я была ребенком. Я плохо отреагировала на его смерть. Как и вся моя семья. Анализируя произошедшее, пришла к выводу, что не смогла справиться с потерей Финна из-за особенностей личности в совокупности с высоким уровнем семейной дисфункции и депрессии, с которой в то время безуспешно боролась моя мать.
Селеста не могла рассказать ему о Картонном Финне. Ни сейчас, ни потом. Он сразу бросит ее, если узнает, что в течение двух лет она не могла выполнять самые обыденные действия, не полагаясь на плоскую копию своего брата. Она могла рассчитывать лишь на определенную долю понимания и терпимости, а Джастин и так уже значительно превысил ее ожидания.
– Финн был моим спасителем, а потом он погиб. Тогда вся моя жизнь словно взорвалась. Я до сих пор ощущаю последствия того дня.
– Все мы живем с последствиями своих взрывов.
Джастин встал и потянул Селесту за собой. Она прижала руки к груди и позволила ему обнять себя.
– Мне кажется, что я вынуждена изо всех сил сражаться за каждую мелочь. Это непросто.
– Ты ведешь свою собственную войну.
Это предложение очень точно описывало ее состояние.
– Так и есть.
– Я это понимаю. Жизнь состоит из сражений. И хоть одни из них сложнее других, все они что-то нам дают. – Он прижал ее к себе еще крепче. – Это твоя битва, Селеста. Ты сейчас в самом ее пылу. Я это чувствую.
– Потому что ты сам испытывал нечто подобное?
– Да. Я одержал победу в том сражении. А ты обязательно справишься со своим.
Весьма обольстительный
Селеста могла оставаться в объятиях Джастина целую вечность, но наконец он слегка отстранился и приподнял ее подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза.
– Готова идти?
– Ты до сих пор хочешь отвести меня на свидание?
– Теперь я хочу этого еще сильнее.
– Ты жалеешь меня из-за погибшего брата и матери, у которой когда-то были проблемы с психикой?
Он рассмеялся.
– Нет. Из-за того, что ты чем-то со мной поделилась. Теперь ты стала немного ближе ко мне. Ты чувствуешь, что я тоже стал ближе?
Селеста вгляделась в его лицо.
– Ты часто удивляешь меня своей искренностью.
Джастин пожал плечами.
– Я несколько лет проходил психотерапию и научился говорить правду.
– Я тоже проходила психотерапию. Она стала для меня полезным опытом во многих отношениях, но не изменила мою сущность.
– Рад это слышать.
Джастин легонько встряхнул ее за плечи, а потом провел одной рукой по ее шее и вниз по спине.
– Пойдем ужинать, и там об этом поговорим.
Когда они уже подошли к лестнице на первый этаж, Селеста остановилась.
– Джастин? Спасибо, что относишься ко мне с такой добротой – сегодня и все прочие дни, когда мы общались. Мои попытки быть собой очень часто оканчивались тем, что люди меня отвергали. Я старалась измениться, чтобы среднестатистические люди меня принимали, но ничего хорошего из этого не получилось.
– Так вот к чему были красные волосы и комбинезон?
– Вероятно. И не исключено, что за ужином я поведаю тебе и об этом тоже.
Селеста начала спускаться по лестнице. Несмотря на пронзительный скрип, она расслышала, как Мэтт сбегает с нижних ступенек и мчится в столовую.
– ПОХОЖЕ, К НАМ ПРИХОДИТ РОЖДЕСТВО! – наполовину пропел, наполовину прокричал он. – Если его приближение определяется по количеству искромсанной бумаги и обрывков ленточек.
– Мэтти? – Селеста прошла сквозь арку и увидела Мэтта, склонившегося над горой мятой бумаги со снеговиками.
– А, привет. Только тебя заметил.
– Ты не очень хороший актер, Мэттью, но я ценю твои попытки общаться со мной так, будто не помнишь, как возмутительно я повела себя по отношению к тебе сегодня вечером.
– Что? Да не беспокойся об этом. Тебе скорее следует волноваться из-за того, что я могу вот-вот сойти с ума и бросить всю эту упаковочную ерунду в камин.
Селеста подошла к брату.
– Мэттью.
– Ладно-ладно, я не стану сжигать все. Оставлю рулон бумаги с голой миссис Клаус.
– Это папина любимая бумага.
Она дотронулась до руки Мэтта.
– Я не должна была на тебя кричать. Ты хотел мне помочь.
Мэтт не смотрел на нее, сосредоточив все внимание на том, чтобы сделать завитки на ленте.
– У меня неважно получилось, так ведь?
– Это не твоя вина, – проговорила она.
– Но благодаря ему тебе все же стало лучше? Это все, что имеет значение.
– Это не соревнование.
– Я такого и не говорил.
– Нет. Но твой голос прозвучал слишком небрежно. Пожалуйста, прекрати безуспешные попытки завить эту ленточку и послушай меня, Мэтти.
Он бросил ножницы на стол.
– Что?
– Прости меня.
Его голос смягчился.
– Все в порядке. У меня просто плохое настроение. Дело не в тебе. Я правда рад, что тебе лучше.
