Казалось, будто даже улыбался. Не губами, лишь уголками губ, но и этого было достаточно, чтобы невольно улыбнуться в ответ.
А ведь он взаправду ждал, что я откажусь. Больше того, мужчина был уверен в этом на сто процентов, раз настоящие эмоции проступили в нем только сейчас, но чего он хотел? На что рассчитывал, если сам был виновником моего пристального интереса к дальнейшей службе?
Ответ был один: меня не воспринимали всерьез.
Наверное, мне действительно нечем было заняться. Бесцельно провалявшись несколько часов, я дошла до того, что решила проверить результаты эксперимента веркомандира.
Сама от себя не ожидала.
Испытывала дикое смущение, ведя кончиком носа по горячей коже. Закрыв глаза, пыталась сосредоточиться на ощущениях, вдыхая знакомый аромат с ключиц и шеи.
Да, от Ирадия действительно пахло морем и грозой. Не так сильно, как из флакона, не в той термоядерной концентрации, но этот запах мне нравился. Его хотелось вдыхать, и он кружил голову, но было ли это на самом деле важно?
Вглядывалась в знакомые черты лица, но на этот раз пыталась увидеть не веркомандира, и даже не имсита. Я пыталась разглядеть мужчину, который мог бы меня привлечь. А мог бы?
Горько усмехнувшись, я закрыла глаза, уместилась удобнее и зашептала стихи, ярко отражающие мое отношение к подобным глупостям — спасибо, мне хватило и Эльдера.
Странно, что вообще их вспомнила, но почему-то из всех стихов, заученных когда-то, в памяти отпечатались именно они. Эту слишком уютную тишину они разбивали напрочь, возвращая меня к жестокой реальности. Они помогали не дать мне обмануться.
— В лучах заката нет милее
Любимых глаз и тонких губ.
Любовь пробудет сердце зверя,
Но кто поддастся, будет глуп.
Искать? Нет смысла в наших чувствах.
Что мир, что страсть — старо и тлен.
Не полюбить — это искусство,
А полюбить — лишь боль и плен.
Урок, усвоенный веками,
Преподает и стар, и млад.
“Я вас люблю…” — шептали сами,
Кричали сами: “Вам не рад!”
Зачем обманчивой порою
Давать надежды ложный след?
Есть страсть, есть похоть — хоть рекою.
Любовь? Простите, ее нет.
В одних глазах мы утопаем,
В других — увидим нашу суть.
Все мы чего-нибудь желаем,
И нас так просто обмануть…
Полоска рассвета ползла по темному небу. Ночь уступала место солнечным лучам, но я их уже не видела, как не чувствовала и то, что Ирадий проснулся. Как не слышала и продолжение стиха, которого просто не было в учебнике.
— Все мы чего-нибудь желаем,
На нас так просто надавить.
Мы чувства и мечты скрываем
Лишь потому, что страшно жить.
Да, страшно жить, когда ты любишь,
Когда зависишь от любви,
От глаз, от губ — по ним тоскуешь,
А ночь рождает лишь мечты.
Но без любви ты — зимний ветер,
Без чувств — безвольная рука.
Быть одному на целом свете —
Не жизнь, а выбор дурака.
Они приходят лишь с годами —
Боль, сожаление и страх.
Ты вспоминаешь их часами…
Не их, ее, но память — прах.
Ты помнишь взгляд, ты помнишь губы,
Ресниц чернильное крыло.
Увы, но люди — однолюбы,
А к остальным тебя влекло.
Да, есть богатство — вне сомнений,
Но то не деньги, не меха.
Ее улыбка лишь бесценна,
А остальному есть цена.
Как жаль, что понимаем поздно.
Вот повернуть бы время вспять!
Туда, где ночь была морозна.
Туда, где обещался ждать.
В лучах заката нет милее
Любимых глаз и тонких губ.
Мы б там гуляли по аллее,
Но был тогда труслив и глуп.
Чувствовала, как меня поднимали на руки, но слишком сильно манил сон, чтобы я открыла глаза. Там, в моем сне, вокруг расстилалось шумное море, а в темном небе то и тело сверкали молнии, предупреждая о первых каплях дождя. Я ждала этот дождь. Стояла, раскинув руки в стороны, продуваемая всеми ветрами, и дышала свободой, но проснуться пришлось.
Проснуться и ужаснуться тому, что я отвечаю на чужой поцелуй. На поцелуй того, кто а к маняще пах морем и грозой.
Глава 5: У каждого своя правда
Ирадий
Не удержался, не смог, не пересилил себя. Слишком свежи были воспоминания о поцелуе, чтобы не поддаться искушению вновь. Да, Ирадий желал поддаться, а точнее, воспользоваться преимуществом, а иначе зачем бы он отнес Каролину в свою спальню, минуя выделенную ей комнату.
Дом еще спал, когда мужчина поднимался по лестнице и шел по коридору второго этажа. Кивком головы отпустив управляющего, он остался доволен его работой. Пожилому мужчине было поручено никого к ним не пускать, и управляющий справился с этой задачей на отлично, тогда как желающие были.
Сначала Эльза, а затем и Эльдер.
Чего они хотели? Тут и дураку понятно. Привыкшая быть в центре внимания, Эльза желала занять привычный пьедестал, чтобы самоутвердиться за чужой счет, выкупаться в лучах обожания и восхищения, но девушка Ирадия не трогала совершенно. Не трогала ни тело, ни душу, хоть и была хороша. Просто невозможно занять мысли человека, если это место уже прочно занято.
Эльдер… С этим мальчишкой было почти то же самое. В этом плане он мало отличался от сестры — его тоже душила ревность, но ревность к конкретному объекту, который он так опрометчиво уже посчитал своим.
Ирадий прекрасно помнил разговор, что состоялся между ними чуть больше месяца назад. В тот день молодой имсит, как и вчера, явился в общежитие командования без приглашения. Его заботил только один вопрос: какие отношения связывают веркомандира и Каролину.
Странно, но Ирадий его не прогнал. Не сказал, что мальчишка сует свой нос не в свое дело. Мужчина ответил чистую правду: служебные, но вчера Эльдер заставил его вновь вспомнить об этом разговоре.
Они столкнулись в коридоре второго этажа, когда веркомандир ждал свою Карамельку.
В тот момент Ирадий даже ненароком пожалел, что приказал всем на время увольнительной как минимум ночевать в его доме, но по-другому Каролину сюда было не заманить, а тревога за нее была куда выше личных удобств.
Мужчина желал иметь над ее жизнью хотя бы частичный контроль — для собственного спокойствия.
— Вы мне солгали! Вы говорили, что вас с Карой связывают только служебные отношения! — бросил этот щенок слишком эмоционально.
О да. Ирадий прекрасно видел, что разлад, о котором Кара умолчала, не желая посвящать в свои душевные терзания кого бы то ни было, коснулся не только ее. Эльдер был на грани того, чтобы утратить контроль, и навряд ли это осознавал, судя по фанатичному блеску в глазах. Парень даже не пытался себя контролировать — увы, это говорило о том, что зверь слишком близко.
