В тот вечер за мной закрепилась репутация клоуна.
Поэтому в том году, под впечатлением от произошедшего, директор лицея решил ставить спектакли в конце каждого триместра. И меня, как признанного комедианта, привлекли к этому делу.
Я намеревался ответственно подойти к постановке, но о том, чтобы, гримасничая, повторять шуточки в духе Тото
[33], не было и речи. Я предложил настоящий спектакль: «телевизионную вечеринку». Я намеревался следовать логике шоу, которое видел в «Клубе» сотни раз. Речь шла о том, чтобы пародировать телепередачи, как двадцатичасовые новости, так и «Любовь с первого взгляда». Так что мы соорудили из дерева два гигантских телеэкрана, и я набрал исполнителей. Это, конечно, не был кастинг века, но некоторые из них были мотивированы, и репетиции проходили успешно. В день спектакля зал был полон, и у нас получился настоящий хит. Директор со слезами на глазах тут же заказал мне новое представление, посвященное окончанию учебного года.
Франсуа наконец-то решился преподнести мне рождественский подарок. Правда, дело было в апреле. Ничего страшного, настала уже ранняя весна, и мне не так холодно будет ездить на мопеде. Единственное – он купил не ту модель, которую я просил.
Вместо знаменитого «Пежо 103» я получил низенький бледно-голубой «Пьяджо». Короче, девчоночью фигню. Дело в том, что он хорошо знал дилера бренда, и тот сбагрил ему модель, которая целую вечность торчала на витрине. Хуже всего было то, что мне пришлось сказать «спасибо», тогда как у меня было желание проорать ему в рожу что-нибудь обидное. Я знал, что не всем детям в мире посчастливилось иметь мопед, и мне следовало довольствоваться тем, что я вошел в число избранных. Но меня огорчало, что никто не обращал внимания на мои усилия интегрироваться в семью.
C таким мопедом мне придется помучиться в лицее, это точно. Поэтому я испачкал его грязью и поцарапал. Потом продырявил отверткой выхлопную трубу, благодаря чему мопед производил шума больше, чем электрический эпилятор. Я был в том возрасте, когда мальчишке трудно самоутверждаться в своей мужественности, а любое проявление женственности тут же подвергается насмешкам. Я предпринял еще одну, последнюю предосторожность: когда подъехал к лицею, припарковался подальше, чтобы никто не видел.
Третья четверть началась еще хуже, чем две предыдущих. Я не думал, что такое возможно, но преподы это подтвердили. Все мои средние оценки сводились к одной цифре
[34]. Лучше некуда. По этому поводу собрался педсовет.
– Он думает только о сценарии своего спектакля, – сказал преподаватель французского.
– Его надо исключить, – предложил преподаватель математики.
– У него в голове только планы по оформлению сцены, – фыркнул преподаватель рисования.
– К тому же он плохо влияет на окружающих, поскольку занимает много учеников в своем шоу, – пожаловался преподаватель английского.
Я слушал их с ужасом. Никто из них не произнес слово «художник». Даже со знаком вопроса.
Быть творческой личностью в 1970-м, в департаменте Сена-и-Марна – все равно что заболеть чесоткой. Отличие от других рассматривалось не как достояние, но как порок.
В конце заседания мне предложили высказаться. У меня на глазах были слезы. Я не знал, как защищаться. Мне бы объяснить им, кто я и откуда, рассказать о дельфинах, о моем осьминоге и Сократе, о двух моих семьях, которые забросили меня в космос 2001 года, и об искусстве, которое было единственным лекарством, успокаивавшим мою боль. Я хотел бы сказать им все это, но слова застряли у меня в горле и не смогли найти выход.
Единственное, что я нашел нужным сказать, было:
– Если вы отнимете у меня мое шоу, у меня по всем предметам будет ноль.
Такого им никто никогда не говорил, и я прочел изумление на всех лицах, кроме лица учителя физкультуры, который ухмылялся в своем углу. Он меня знал. Он знал, что я на такое способен. Теперь, когда привлек их внимание, я предложил им сделку:
– Если вы разрешите мне устроить представление, обещаю, я постараюсь по всем предметам иметь средний балл.
Директор первым согласился на сделку. Ему тоже не нравилась идея отказаться от спектакля в конце учебного года, так как он хотел закончить год красиво. Преподаватели отважно к нему присоединились. Надо сказать, что я на самом деле не оставил им выбора, я пробудил в них страх, что я псих, социально неблагополучный тип, и что это испортит им статистику.
Все-таки мое дело было не таким уж сложным, надо было просто иногда смотреть на меня и время от времени меня слушать. Вот и все. Если у ребенка болят ноги, не следует предлагать ему их сменить, нужно просто дать ему другие ботинки. Проблема национального образования в то время заключалась в том, что оно располагало только одной моделью ботинок, а я уже пятнадцать лет ходил босиком.
На этот раз я решил купить себе фотоаппарат. Мне надоело по случаю одалживать фотоаппарат у знакомых. Я пролистал все каталоги и остановил свой выбор на «Минолте SRT 101» с объективом 50 мм. Я с лета экономил, но полной суммы так и не собрал. К несчастью для меня, косить в радиусе десяти миль было нечего, как и заявок на бебиситтера, а тем более на уроки дайвинга – ведь дело было на плато Бри. Мне не хватало пятисот франков. Я попросил их у мамы, объяснив, что эти деньги нужны для благого дела. Ответ был всегда одним и тем же:
– Попроси у Франсуа.
Бедная мама полностью от него зависела. Она считала счастьем уже то, что жила в красивом доме и у нее был муж, который принял ее с ребенком, а потому скругляла углы, избегала драм и конфликтов. На самом деле ей хотелось покоя, и я не мог ее винить, она этого заслуживала.
Поэтому я попросил денег у Франсуа, который по своему обыкновению ответил:
– Что еще за прихоть? Тебя хватит на три дня, и кончится тем, что он покроется слоем пыли!
«Ну уж нет, скотина, фотоаппарат будет кормить меня сорок лет, и благодаря ему я смогу купить маме дом, чтобы она больше от тебя не зависела!» – мог бы я ответить. Но я не хотел ставить маму в неловкое положение, а потому смирился и промолчал. На следующий день Франсуа приехал домой на новеньком «Мерседесе». Пора было поговорить с ним о том, что богатством следует делиться.
В лицее мне удалось, в конце концов, найти покупателя на мой «Пьяджо». Покупательницу, если быть точным. Бледно-голубой цвет ей был очень к лицу. В понедельник я приступил к делу. Мопед был продан в 16 часов, а в 16:30 я был уже в магазине, чтобы купить фотоаппарат, о котором мечтал три года. Вернулся я домой автостопом.
Дома я с гордостью показал свою покупку маме. Я чувствовал, что она довольна, видя, что я доволен. Но все изменилось, когда она поняла, что я продал мопед.
