Первые дубли были скорее неудачными, и Патрик начал выходить из себя. Но ему не стоило слишком затягивать процесс: я чуял, что мой сталевар уже тянется к своей тележке. Наконец Патрик успокоился и не торопясь объяснил, что от него хочет. Парень понял и принялся играть вполне естественно. Дубль был снят. Поздравления режиссеру. А мой актер увидит свое имя в титрах.
Съемки длились восемь недель. Каждый план был вырван из небытия. Для нас эти восемь недель можно было считать за десять лет, и каждый похудел на пять кило, но фильм получился красивый, и мы гордились, что это наша работа.
1981
Мне позвонил Доминик, исполнительный продюсер. С ним связался неизвестный режиссер, который написал сценарий и хотел снять по нему свой первый фильм. Парень утверждал, что располагал бюджетом, и Доминик послал меня на разведку.
Встреча была назначена в полдень. На шестом этаже довольно ветхого здания, вниз по Монмартру. Я надел свою красивую сорочку, чтобы солидно выглядеть. Мне открыла девушка в трусиках. Я явно поднял ее с постели.
– У меня встреча с Филиппом, – вежливо сказал я.
Девушка пошла его будить, а я остался ожидать в гостиной, где спали с десяток его приятелей.
С трудом разлепляя глаза, вошел Филипп, с взъерошенными волосами и лицом, багровым от прыщей. У него тоже не было времени надеть штаны. Целая банда в одних трусах.
Мы перешагивали через спальные мешки, чтобы добраться до кухни. Филипп сдвинул немного груду посуды, освобождая краешек стола.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил он меня голосом испорченного подростка.
Я глянул на кладбище бутылок, украшавшее кухню:
– Чаю, если есть.
Филипп наполнил стакан горячей водой из-под крана и опустил в него пакетик с заваркой. Я достал блокнот, изображая настоящего ассистента режиссера, и ждал его рассказа про эту аферу.
Филипп протянул мне свой сценарий: «Свободный человек, любить ты будешь море»
[44]. Оказалось, что наш друг – поэт, хоть он и выглядел, как человек, который держит коз. В сценарии было всего тридцать пять страниц, но чувак, который выносит в название море, не может быть совсем безнадежным.
Филипп жил в Безансоне, в департаменте Ду. У его семьи там было большое укрепленное имение XVIII века с обширным хозяйством. У него только что умерла бабушка, которая оставила ему в наследство 700 тысяч франков. И он хотел снять фильм в память о ней.
– А съемочная группа – это те, что в гостиной? – спросил я с беспокойством.
– Нет-нет, это мои приятели. Мы отмечали мой день рождения, – ответил он.
Филипп признался, что ничего в этом деле не понимает и ищет команду, чтобы осуществить свою мечту. Он хотел снимать у себя в имении. Ему нужны были несколько актеров, в остальном он планировал занять членов семьи. Я обещал ему рассмотреть его заявку и покинул квартиру, стараясь никого не разбудить.
Я вкратце рассказал обо всем Доминику, и мы принялись читать сценарий.
Реминисценция на стихотворение Бодлера была смутной, а море там появлялось лишь один раз, на восходе солнца. Во всем остальном это смахивало на Пиала. Но без Пиала. Однако другой работы у меня не было, а парень был трогательный. Несколько дней у нас ушло на составление бюджета и затем на то, чтобы урезать его и вместиться в сумму, оставленную в конверте бабушкой.
Снова мы встретились с Филиппом в баре. На этот раз он надел штаны и явился один, без приятелей. Мы продиктовали ему наши условия. Четыре недели съемок, кормежка и размещение для двенадцати членов группы и аванс за две недели. Филипп ошалел от радости. Этот чувак обладал простодушием и добротой, которые делали его трогательным и приятным. Похожим на рыбку-клоуна. Хорошо, что он напал на нас. В киноиндустрии плавают такие акулы, они бы с удовольствием откусили от бабушкиных денег.
Следующая встреча была на Восточном вокзале. Мы с Филиппом уезжали в Безансон готовиться к съемкам. Он расплатился чеком за билеты, и оказалось, что удостоверение личности было у него истрепанным. Он забыл вытащить его из кармана джинсов, и оно успело немного простирнуться в стиральной машине, прежде чем он это заметил.
Из-за испорченного удостоверения личности заскучавший без дела полицейский в штатском отвел нас в участок на проверку. Мы сидели в маленьком зале ожидания вокзального комиссариата. Филипп страшно нервничал, я был совершенно спокоен. Мы ничего не сделали, нам не о чем было волноваться. Но тут Филипп незаметно бросил под скамейку маленький шарик из фольги. Кровь застыла у меня в жилах. Я попал на наркомана, хуже того: на наркодилера.
– Что за фигня? – спросил я, оживая.
– Да так. Немного дерьма, которое осталось от дня рождения, – сказал он почти обычным тоном.
Я был в панике. Я не пил, не курил, никогда в жизни не пробовал наркотиков, и теперь, когда с таким трудом начал свою карьеру, мог получить десять лет за торговлю наркотой. Все криминальные фильмы, которые смотрел в киноклубе, прокрутились в моей голове. Кроме того, я был убежден, что человек, которого я едва знал, лгал мне и что в его шарике был либо кок, либо дурь.
Я осмотрел помещение в поисках скрытой камеры. Сколько кретинов избавились здесь от дури до нас? Это было похоже на ловушку, но никакой камеры я не заметил. Коп вернулся и вручил нам наши документы, посоветовав Филиппу обновить удостоверение личности.
Всю дорогу из Парижа в Безансон я постоянно оглядывался, проверяя, не следят ли за нами. Но, исходя из опыта, которого набрался из фильмов, я уже не сомневался, что всем было плевать на эти три грамма дерьма.
Территория хозяйства была огромной. Здесь даже имелась своя часовня. Роскошное крыло постройки занимала семья. Местные фермеры сняли береты, чтобы поприветствовать Филиппа, который, опережая моду, был в дырявых джинсах.
Здесь все еще жили как при Старом режиме. Некоторые слуги явно не были осведомлены о событиях Французской революции. Мать была полусумасшедшей, сестра – чистая аутистка, а дедушка неподвижен, как скала. Если бы сюда нагрянули социальные службы, все они в итоге оказались бы в психушке.
Филипп показал мне свою комнату подростка. Постеры на стенах, груда грязной одежды и две колонки до потолка. Он поставил на полную мощность Пэт Бенатар. Мы друг друга больше не слышали, только какой-то отдаленный шум: это сестра вопила, чтобы он сделал потише. Другим членам семьи было плевать, они все были глухи.
Через несколько недель на территорию въехали два грузовика. Один – с операторской техникой, другой – генератор. Все остальные поместились в двух пикапах. Магали, жена Пьера Жоливе, занималась не только костюмами, но также гримом, прическами и немного хозяйством. У нас был один механик камеры, один осветитель и главный оператор-постановщик. Съемочная группа была в самом деле сокращена до минимума, в нее входили только те, кто с трудом сводил концы с концами. У Филиппа не было никакого опыта, но он был полон энтузиазма и слепо нам доверял. Это было трогательно, и никто из нас его доверием не злоупотреблял, как раз напротив. Он был по-настоящему влюблен в свой фильм и, хотя все мы уже знали, что шедевр у нас не получится, мы уважали его чувства. Не обязательно быть красивым, чтобы тебя любили. Нужно просто быть чистосердечным.
