Его ржавая тачка стояла у автомеханика два года, но парень привык считать, что она в работе.
– Мне она нужна прямо сейчас, – сказал он тоном избалованного ребенка.
– Бери, – зло ответил я.
Парень тут же смекнул, что не сможет уйти с машиной под мышкой, и это привело его в бешенство. Гнев и унижение образовали взрывную смесь, и он повел себя как полный придурок. Он не выйдет из кадра, пока не получит свою машину. Что до меня, то я был в состоянии конца света, и парень мог уже через несколько секунд его увидеть.
Мой ассистент отвел меня в сторонку и начал с пришельцем переговоры. Кончилось тем, что тот согласился предоставить нам в аренду свой автомобиль за 20 франков: 10 сразу, а остальные в конце съемочного дня. У меня не было и одного. Тогда вся группа скинулась, чтобы заплатить этому козлу, и съемки продолжались.
Благодаря терпению членов съемочной группы, которые так и жили в ожидании зарплаты, съемки никогда не останавливались, но нам не хватало пленки.
Отснятый материал каждый раз получался очень удачным, но на некоторых планах мы замечали белые полосы, похожие на потеки. В лаборатории нас заверяли, положа руку на сердце, что это не по их вине, а из-за качества пленки. Тогда мы вызвали представителя фирмы «Агфа», который прибыл на съемочную площадку в великом раздражении. Он намеревался провести собственное расследование. Открыв багажник машины, набитый коробками с образцами, он предложил нам коробку с 120-метровой пленкой. Для нас это было равноценно слитку золота.
C того раза мы каждую неделю принялись названивать на фирму и жаловаться. Как только представитель фирмы появлялся на съемочной площадке, один из ассистентов парковал его машину вне зоны видимости камеры и доставал из багажника две коробки с пленкой. Десять процентов фильма мы сняли благодаря этому исключительно щедрому подарку, предоставленному нам домом «Агфа».
Вкратце история с белыми полосами, которые были видны на пленке, заключалась в следующем. Партия пленки переправлялась из Германии в товарном поезде, который перевозил в том числе ядерные отходы. При транспортировке пленка частично засвечивалась. Как видим, это напрямую было связано с сюжетом фильма.
На следующей неделе мы снова снимали в столице. Обычно съемки начинались в полдень, так как по утрам Пьер рыскал по Парижу в поисках денег. «Гомон» следил за ходом дела, но не вмешивался. Другие кинокомпании Пьера вообще не принимали.
Однажды мы снимали на улице Вивьен, рядом с биржей. Там располагался головной офис «Клуб Мед», где на четвертом этаже работал мой отец до своего отъезда в Тунис.
Во время перерыва наша съемочная группа обедала в ресторане, и мне нечем было оплатить счет. За пятнадцать человек – более 600 франков (100 евро). Я поднялся к отцу и пригласил его пообедать с нами, а в конце трапезы сообщил, что рассчитываю на его помощь с оплатой счета. Не моргнув глазом, отец расплатился, но я видел по его взгляду, что он беспокоился за меня. Я был капитаном пьяного корабля, который, казалось, плыл без ветрил и компаса. Но это было не совсем так. На самом деле я знал, куда держал путь. Единственное, чего я не знал, – удастся ли мне туда добраться. Каждый завершившийся съемочный день был чудом, и это чудо позволяло на следующий день начать новые съемки, хоть у нас и не было гарантий, что мы их завершим.
Константин Александров уже располагал достаточным количеством отснятого материала и начал мелкими крохами перечислять нам деньги.
Пьер нашел дистрибьютора из Бордо. Не высококлассного, но, кажется, надежного. Он пообещал нам авансовый договор на дистрибуцию на 60 тысяч франков (10 тысяч евро), то есть контракт, который гарантировал нам деньги потом – нечто вроде «сгодится на».
Значит, оставалось найти банк, который выдал бы нам означенную сумму под гарантию этого контракта. Существуют специализированные финансовые организации, которые обслуживают киноконтракты, чтобы поддержать этот сектор, но мы частью сектора не являлись, а моя кинокомпания даже не имела права официально производить полнометражные фильмы, только короткий метр.
Пьер проводил все утра, пытаясь урегулировать эти вопросы, прежде чем появиться на площадке и надеть на себя костюм героя конца света. Оглядываясь назад, хочется сказать, что в фильме показывался мир после конца света, где больше ничто не существовало, но тот мир был менее враждебен, чем этот, вполне реальный, чем это реальное общество. Когда приходил на съемочную площадку, я погружался в жизнь. Остальное представлялось мне гигантской неразберихой, нагромождением ложных представлений, в которых заблудилось человечество.
Мы были живы в нашем пустынном сне и уже мертвы в неконтролируемой реальности. Наша мечта защищала нас от нее.
– 15 –
Съемки завершились. Одиннадцать недель галерного труда. Фильм был нами вырван из небытия, из несбыточного, но на этот раз мы преодолели черту, и ничто уже не могло нас остановить.
В честь окончания съемок наша реквизитор устроила поздний ужин в пиццерии своего отца. Мы были счастливы. Никто из нас не знал, выйдет ли когда-либо фильм в прокат, так как предстоял еще долгий путь, чтобы его завершить, но мы уже знали, что вехи намечены и что нам удалось просочиться в разломы системы, которая нас не принимала. Мир творчества должен быть открытым, однако это один из самых закрытых миров. Вход туда разрешен только элите. Но конь был уже в стенах Трои, и воины, которыми мы являлись, были готовы сражаться до последней мечты.
Нам оставалось снять еще один эпизод, в ограниченном составе. Несколько планов пустыни с Пьером, бредущим в дюнах. Мы отправились в Тунис, к моему отцу.
Как только мы приехали, я помчался в министерство за разрешением на съемки. Я просидел там около четырех часов и в итоге закатил скандал.
– Меня направило сюда Министерство культуры Франции для пропаганды Туниса, и вы меня так принимаете?! – возмущался я в министерских коридорах.
Через несколько минут меня принял сам министр.
У него на столе я увидел две коробки с наборами открыток «Мсье Синема». Поскольку оказалось, что имею дело со знатоком, я рассказал ему об Алене Делоне, Пиала, Трентиньяне и обо всех моих друзьях, которые так мне помогли.
У министра заблестели глаза, он был весь внимание. Я объяснил ему, что мы приехали на несколько дней на пробные съемки, и если останемся довольны и нас хорошо примут, вернемся уже на несколько недель, чтобы снять невероятный фильм о Сахаре, о котором я пока ничего не могу рассказать, потому что это большой секрет. Министр все это проглотил и поставил печать на бумаге с разрешением.
Мой отец завел себе приятеля, босса «Еврокара», и тот предоставил нам на выходные «Рено 9».
Мы проехали 500 километров, прежде чем добрались до настоящей пустыни. Нас было четверо плюс оборудование: Пьер, Карло, Венсан Жанно – ассистент оператора – и я за рулем.
По дороге туда и обратно нас постоянно проверяли. Часто полицейские просили предъявить им наше разрешение, но было видно, что читать они не умели. Мы предъявляли письмо на бланке с министерской печатью, и этого было достаточно, чтобы удостовериться, что никаких правил мы не нарушали.
