– Разумеется.
Они пили мелкими глотками, глядя друг на друга.
– Неприятности… – повторил Мутаман миг спустя.
Повторил задумчиво. Потом поставил чашу на поднос и поднялся. Руй Диас немедля последовал за ним.
– Подойди-ка сюда.
Мавр приблизился к окну, оперся ладонями о подоконник, посмотрел наружу. Руй Диас стал рядом.
– Гляди.
Над кронами деревьев виднелась подвешенная к башне клетка, а в ней – неподвижная человеческая фигура.
– Его зовут Амир Бенсамах. Много лет он был визирем моего отца, ныне пребывающего в раю. Не так давно я узнал, что Амир ведет тайные переговоры с вашим королем Альфонсом и переписывается с моим братом Мундиром. Тогда я приказал содрать с него кожу и набить ее соломой.
Руй Диас бесстрастно смотрел на чучело в клетке. Он видывал кое-что и похуже, но не мог не признать, что намек был предельно ясен. И, не оборачиваясь к Мутаману, чувствовал на себе его взгляд.
– Я приказал выставить его на видном месте, на всеобщее обозрение, – продолжал мавр. – Все думают, что я поступил так в назидание двору и народу, но – нет, не для этого. А для того, чтобы самому себе постоянно напоминать, что есть на свете и тщеславие, и предательство. Чтобы не забывать об этом никогда.
– Что ж, это убедительное предостережение.
– Да… Надеюсь, что так.
Они медленно вернулись к столу. Мутаман опустился на подушки. И на этот раз не предложил Рую Диасу присесть, так что тот остался на ногах. Пришло время, затронув деликатный вопрос, перейти к самому главному.
– Что ты можешь предложить мне?
Спрошено было едва ли не безразличным тоном. Кастилец, заложив руки за спину, ответил сдержанно:
– У меня имеется двести превосходных бойцов. А если сойдемся в цене, за два месяца смогу собрать еще сотню или две.
– Бойцов у меня самого предостаточно… Зачем мне нужны твои?
Руй Диас после небольшого колебания – скорее притворного, нежели истинного – пожал плечами:
– Вы позволите мне говорить откровенно, сеньор?
– Молва твердит, что ты иначе и не умеешь. И это не всегда идет тебе на пользу.
– Знаю я ваших людей. Доводилось в свое время сходиться с ними в бою.
– Я видел это. Однажды чуть было сам не скрестил с тобой оружие, когда вы с инфантом Санчо осаждали Сарагосу.
– Да, именно там. В тот день я видел вас только издали, но заметил: деретесь вы хорошо. Юный красавец-принц показался мне тогда достойным противником. И я стал подбираться к вам поближе, но не получилось.
– Ради этого многие мои верные воины пожертвовали жизнью.
– А многие мои – чтобы проложить мне путь к вам.
– Честь и слава тем и другим.
– И вечная память.
Мавр удовлетворенно склонил голову. И снова поднес к губам чашу. Руй Диас, стоя перед ним, перешел к сути дела.
– Воинская отвага ваших воинов сомнению не подлежит. Пехотинцы хороши, и всадники прекрасно владеют тем, что у нас, в Кастилии, называется «торнафуйе», то есть стремительный наскок и такое же отступление, заманивающее противника. И они не знают себе равных в искусстве метания дротиков, в стрельбе из лука. Но…
Он оборвал себя. Мутаман внимательно следил за его мыслью.
– Говори, не стесняйся… – чуть улыбнулся он. – Да, судьбу сражения обычно решает тяжелая кавалерия.
– Это так.
– Но и у меня есть конные копейщики в доспехах.
– Есть. Но их не много, и они не так хорошо обучены… Здесь, сеньор, у кастильцев перед вами преимущество.
– То есть?
– Мои люди – надежны, стойки и приучены повиноваться. Умеют атаковать, не расстраивая рядов. Четверо из каждой пятерки – опытные, закаленные бойцы. С другой стороны…
Он снова остановился – как бы в нерешительности. Ибо знал: мыслям – да не у него в голове, а у собеседника – надо дать время созреть. Не следует торопиться – эмир сам должен сделать правильный вывод.
– Договаривай, – нетерпеливо сказал Мутаман.
– Тут вот в чем штука, сеньор. Мои люди, как я уже сказал, умеют повиноваться и выполнять приказы.
– Хочешь сказать – когда приказы эти отдаешь ты?
Мавр замолчал на миг, вертя в пальцах чашу. Потом осторожно, как стеклянную, поставил ее на стол.
– Знаешь, кто такой Якуб эль-Тортози?
[14]
– Нет, сеньор.
– А надо бы… Это мой придворный мудрец, ученый человек… Его рукописи ходят по всей Андалусии. Я тоже их иногда читаю и время от времени выслушиваю его мнение. Если хочешь, я прикажу переписать для тебя его главный труд.
– Я, сеньор, не очень-то склонен к чтению… И уже давно. Какое тут чтение при моей жизни.
– Жаль. Философия и размышления просветляют голову.
– Моя голова слишком занята тем, как бы не скатиться с плеч.
Властелин Сарагосы, вероятно, оценил этот ответ, потому что изобразил нечто вроде улыбки. И учтивым жестом предложил Рую Диасу вновь присесть.
– Ну, как хочешь… Я сам тебе изложу в двух словах… Мой философ считает – и я с ним согласен, – что сила государя состоит исключительно в войске, которое он способен содержать. Что скажешь на это?
Кастилец, поджав под себя ноги, поудобней уселся на кожаной подушке:
– Скажу, что это не лишено резона.
– Я ожидал подобного ответа. Однако есть мудрецы, которые придерживаются иного мнения и утверждают, что сила государя – в поддержке его подданных. Купцов, земледельцев, ремесленников, благоденствующих при его разумном правлении… Понимаешь ли, к чему я клоню?
– Покуда нет, сеньор.
Мутаман вкратце пояснил свою мысль. Наивно было бы думать о мирном будущем, о добрых отношениях с соседями, о процветающей торговле с ними. Андалусия живет на лезвии меча. Давным-давно уже угас высокий дух того народа, что некогда сокрушил готов. Единство мусульман невозможно. Ни один из их государей, враждующих друг с другом чаще, чем с христианами, от которых они откупаются данью, не похож на своих предков. Славные деяния великого аль-Мансура, в свое время разорившего Кампостелу и вывезшего оттуда колокола, навсегда перешли в область преданий.
– Ты разделяешь это мнение?
– Скорее, да.
– Я – один из самых могущественных владык здесь, но и у меня трудности и неразрешимые вопросы растут, как грибы после дождя. Знаю, что не скажу тебе ничего нового.
