Руй Диас выдержал его взгляд, не моргнув:
– «Тот, кто уповает на Бога».
Эмир медленно и значительно наклонил голову.
– Правильно, – сказал он. – Я уповаю на Бога, а Он – на вас.
Повисло растерянное молчание. Руй Диас склонился к столу, будто изучая карту. Или делая вид, что изучает:
– Это – высокая честь для нас, государь. Однако военное счастье переменчиво. Я не могу вывести формулу безусловной победы. Она – дело случая: Он может даровать ее, а может – отнять.
Эмир нетерпеливо взмахнул рукой:
– Праведник должен не помышлять о победе или поражении, но доблестно сражаться не на жизнь, а на смерть.
– В переводе на язык военных понятий, государь, погибнуть – значит потерпеть поражение. Выжить – победить. От доблестных праведников толку мало, если они убиты.
В глазах Мутамана сверкнула искра гнева. Сверкнула и погасла.
– Больше повторять не стану. Я – эмир Сарагосы, и я хочу дать сражение.
Сказано было так, что ответ уже не предполагался. Руй Диас окинул взглядом своих командиров и потом – Мутамана.
– Если такова воля эмира, – сказал он осторожно, – будет сражение. Хочу лишь заметить, что решить это дело можно и по-иному.
И замолчал, водя пальцем по карте: вот Альменар между горами Тосаль и Миравер, вот линии, обозначающие дороги к Монсону, Лериде и Балагеру, вот значки, указывающие расстояния. Брат Мильян потрудился на совесть.
– Противник не будет наступать, пока позади остается не взятый Альменар, – продолжал он, – потому что это угрожает его тылам. И потому, что негде будет укрыться в том случае, если его разобьют в битве.
Мутаман, который тоже склонился над картой, поднял глаза на Якуба. И тот движением век показал: «Да, это так». Эмир взглянул на Руя Диаса:
– А Балагер и Лерида слишком далеко… Ты это имеешь в виду?
– Неприятель понимает, что если мы будем преследовать его, то разгромим наголову, – подтвердил тот. – И потому крепость – это ключ к исполнению его намерений.
– Считаешь, что, не взяв ее, дальше не двинутся?
– Вне всякого сомнения. А наше войско, стоящее там, за стенами, голыми руками не возьмешь, особенно если Альвар Ансурес успеет привести туда подкрепление. Там хватит воды и съестных припасов на несколько недель осады.
– Не больше месяца, – возразил Минайя.
– Достаточно, чтобы измотать противника и выиграть время.
Мутаман побарабанил пальцами по рукояти своего кинжала, отделанного слоновой костью:
– Так что же ты предлагаешь?
– Переговоры, государь.
Эмир раздраженно поджал губы:
– С Мундиром, покарай его Аллах, переговоры вести не стану.
– Мы ничего не потеряем, зато выиграем время. И может быть, вашего брата убедят наши доводы, и он поймет, как сильно рискует.
– А граф Барселонский со своими франками?
– Они – как, впрочем, и все – любят деньги. Быть может, согласятся на отступные, если сочтут сумму достаточной.
Досада на лице эмира сменилась удивлением.
– Ты предлагаешь, чтобы я… я заплатил за то, чтобы они убрались отсюда?
– Если предложить им большую дань, может быть, они оставят Альменар в покое. А будет в безопасности крепость – можно не опасаться за границу.
Повисло молчание – долгое, напряженное и очень неприятное. Время от времени Мутаман колюче взглядывал на Якуба аль-Хатиба, словно прося у него поддержки, но тот хранил молчание. Руй Диас знал, что он разделяет его мнение, однако высказывать это, противореча своему государю, не станет.
– Получив сумму, которая их устроит, они могут отказаться от своего намерения. Сколь бы ни были они уверены в себе и в силе своего оружия, исход любого боя непредсказуем. И они это знают не хуже, чем мы.
Мутаман не сдавался:
– Платить за то, чтобы уклониться от боя, – унизительно.
– Поражение еще унизительней, государь.
Эмир язвительно улыбнулся:
– Не ослышался ли я? Верить ли мне своим ушам? Неужели эти слова произнес Сид Кампеадор? Раньше тебе не свойственны были ни такая покорность перед лицом врага, ни такие подозрительные речи.
– Я не избегаю боя. И никогда не избегал. Вам ли не ведать, государь, что мы с моими людьми всегда сражались отважно и упорно, до последнего вздоха.
– Это в порядке вещей. Тебе за это платят.
Руй Диас медленно сжал кулак и опустил его на карту. Как раз туда, где была нарисована крепость, обозначавшая Альменар.
– Отдайте приказ, государь, – и мы без лишних слов сегодня же выступим в поход. И дня через два примем бой… Но именно потому, что такова будет ваша воля, государь, вам надлежит рассмотреть все возможности – прежде чем сделать непоправимый шаг.
Эмир с подозрением уставился на него. И – на кулак, закрывавший крепость на карте.
– Ты требуешь от меня этого?
Руй Диас разжал кулак и убрал руку.
– Помилуйте, государь. Никогда бы не осмелился требовать… Я смиренно прошу вас. По долгу моему и праву.
Они изучали друг друга, неотрывно глядя глаза в глаза. И Руй Диас, как подобает верноподданному, отвел их первым. Тогда Мутаман резко повернулся к нему спиной:
– Твоя взяла, Лудрик. Предложи им отступных. – И, не оглядываясь, пошел к дверям. – Но не от моего, а от своего имени.
V
За далекими вершинами разливался желтовато-серый свет зари, и вот наконец первый солнечный луч ударил – не сверху вниз, а вдоль поверхности земли – в лицо Сида, угодив меж забралом шлема и краем кольчуги.
– Вон они, – сказал Диего Ордоньес.
Заслонясь от солнца рукой, затянутой в перчатку, Руй Диас внимательным взглядом человека, до тонкостей превзошедшего науку войны, озирал местность.
– Четырнадцать, – подсчитал Ордоньес. – Как и нас. Хоть это условие выполнили.
Руй Диас пропустил его слова мимо ушей. Он не столько всматривался в далеких всадников, медленно подвигавшихся вперед, к броду, сколько пытался определить опасные, удобные для засады места, которые следовало во всех смыслах иметь в виду и по возможности обходить.
– Везут знамя эмира Мундира, – сказал Якуб аль-Хатиб.
– И графа Барселонского, – добавил Ордоньес.
Руй Диас продолжал наблюдать. Долина простиралась перед ним волнообразно – ровные, как стол, участки плавно спускались к обоим берегам. Кустарник, редкие деревья, заросли ладанника. Подозрение внушала только рощица, притулившаяся у скал на противоположном берегу. Там вполне мог скрыться небольшой конный отряд.
