– У каждого – свои обязательства.
Франк опустил руку на эфес меча, подвешенного у седла слева. Руй Диас помнил этот меч – с изогнутой гардой и навершием в форме желудя. Тот самый, который он видел в охотничьем лагере под Аграмуном, когда граф отказался взять его на службу.
– Когда мы виделись в последний раз, Руй Диас, ты не был столь дерзок.
Он снова тыкает мне, как тогда в Аграмуне. И пренебрежительный тон граничит с оскорблением. В отличие от него, Руя Диаса, граф явно забыл, с кем разговаривает.
– Это правда, – безыскусно ответил он.
– И тогда ты вел себя не в пример тише и скромнее.
Руй Диас кивнул, не теряя спокойствия:
– Раз уж вы не захотели стать моим господином, я нашел себе другого. Меня и моих людей обозвали тогда голодранцами.
– Могу и сейчас так назвать.
– Сейчас – вряд ли. Потому что на этот раз мы обуты сообразно обстоятельствам. – Он показал на свои сапоги. – Обуты и одеты для боя.
Голубые глаза под ободком шлема, моргнув, вспыхнули гневом.
– Ты не понадобился мне в Аграмуне и сейчас ни к чему, Руй Диас. Я скоро объясню тебе почему. Тебе и твоему новому хозяину.
Граф готов был круто повернуть коня, но все же сначала взглянул на эмира Лериды – как бы за подтверждением своей правоты. Однако Мундир жестом попросил сохранять спокойствие. Он еще не сказал своего слова.
– Да, моему брату – покарай его Всевышний – мы кое-что объясним. С помощью Аллаха возьмем Альменар, возьмем Тамарите и вышибем вас из Монсона.
Руй Диас слушал его в бесстрастном молчании и с почтительным вниманием. И это, кажется, взбесило эмира.
– Ты слышишь, что я говорю, неверный? Я обещаю тебе это.
Кастилец кивнул:
– Слышу, государь. Но мне кажется, чересчур много обещаний… даже для эмира.
Мундир резко выбросил вперед руку, указывая на запад:
– Я распну твоих людей на воротах каждой этой крепости. Смочу свой плащ кровью, и сложу гору отрубленных голов, и велю муэдзинам с ее вершины созывать народ на молитву. – Он взглянул на раиса. – Слышишь, что я говорю, Якуб аль-Хатиб?
– Только Всевышнему открыта истина, – невозмутимо ответил тот.
Руй Диас рассматривал изукрашенный эфес меча.
– В последний раз, когда я видел его, он лежал на бархатной подушке, – сказал он.
Граф отбил этот выпад:
– А теперь висит у моего седла.
– Вижу.
– Его имя Тисона. Он принадлежал одному мавританскому эмиру, а потом – моей семье.
– Красивая вещь.
– Не в одной красоте дело… Когда тебя приведут ко мне побежденным и пленным, он перерубит тебе шею с одного удара.
Руй Диас поглядел на него пристально:
– Вы, право, меня пугаете, сеньор граф.
Эти шесть слов прозвучали твердо. В них позванивала сталь. Взбешенный насмешкой, Беренгер Рамон презрительно дернул головой:
– По здравом размышлении скажу, что ты не заслуживаешь смерти от благородного клинка. Тебя просто повесят. Как последнего мерзавца.
– Теперь вы меня уж совсем напугали.
Руй Диас почувствовал, что Якуб аль-Хатиб косит на него взгляд, явно наслаждаясь этим словесным фехтованием, и сказал:
– Ну что ж, стало быть, и толковать не о чем.
И, слегка наклонив голову, что означало конец разговора, уже собирался повернуть коня, как Мундир окликнул его. На лице его играла злая улыбка.
– Дурная слава о тебе дошла и до Лериды. Тебя зовут Сид Кампеадор, не так ли? Тот, за кем остается поле битвы?
Руй Диас придержал коня:
– Да, кое-кто зовет меня так.
– Скажу тебе то, что не пригодится Якубу, ибо он – человек глупый, превратно понимающий, что такое «верность». Но ты – дело другое. Ты же наемник. Воюешь за деньги.
– Это не совсем так, государь, – спокойно отвечал Руй Диас. – Я мечом зарабатываю свой хлеб – свой и моих людей.
– У меня есть и хлеб, и деньги. Я не спрашиваю, сколько платит тебе мой брат…
– Он хорошо мне платит.
– Я могу дать тебе вдвое больше.
Руй Диас помедлил с ответом, словно и вправду размышляя. Потом обернулся к Якубу.
– Что же, очень недурно побеседовали, – сказал он так, будто они остались вдвоем. – Один обещал повесить меня, как последнего мерзавца, другой оскорбил меня, усомнившись в моей порядочности. Мне кажется, нам пора восвояси.
– Кальб роми! – ясно и отчетливо выкрикнул Мундир. – Христианская собака! Аллах покарает тебя!
Руй Диас уже не раз слышал подобные оскорбления. А на монархов не обижаются, какой с эмира спрос.
– Может быть, – сказал он невозмутимо.
– Мы встретимся с тобой на поле битвы.
– Встретимся.
С этими словами он окинул взглядом тополевую рощу, удостоверяясь, что оттуда не вылетит никакой беды, потом дернул поводья, дал шпоры коню и очень медленно поехал на берег. Ни разу не оглянувшись, Якуб двинулся следом.
Едва успели покинуть берег и начать пологий подъем к тому месту, где ждали их остальные, как позади послышался чей-то голос.
Руй Диас обернулся.
Мундир и Рамон уже присоединились к своим, но от них отделился одинокий всадник и рысью поскакал к реке. Вброд добрался до середины ее и там поднял своего коня на дыбы.
– Этого следовало ожидать, – сказал с досадой Руй Диас.
Крепкий и кряжистый всадник на могучем гнедом коне был в шлеме, в кольчуге и с круглым щитом. Вид у него был грозный, тем более что он размахивал над головой мечом и требовал себе противника, испуская надменные вопли, звучавшие именно так, как и должны были, то есть оскорбительно и вызывающе.
– Андалусиец, – определил Якуб.
Подобное было в порядке вещей у враждующих соседей, особенно если переговоры проваливались, – поединок предшествовал настоящей битве. Петушиный бой. Все в приграничье знали и соблюдали правила единоборства. Руй Диас и сам несколько раз участвовал в них – то отвечая на вызов, то вызывая сам.
– С твоего позволения, Сиди.
Якуб хотел было пришпорить коня, чтобы вернуться на середину реки, но Руй Диас загородил ему дорогу:
– Нет.
Сарагосец упрямо пытался объехать препятствие, и тогда Руй Диас ухватил его коня за узду:
– Я же сказал – нет! Это приказ.
– Речь идет о чести!
– Ты мне нужен.
Они были уже недалеко от своих. Послышался свирепый хохот Диего Ордоньеса, а когда Руй Диас взглянул туда, он увидел, что тот передает знамя Фелесу Гормасу.
