– Моих сыновей могут обругать «сукиными детьми», но никто не посмеет сказать им: «дети труса»! – крикнул бургосец.
И с этими словами он перевесил щит со спины на руку, выхватил меч, яростно вонзил шпоры в бока своему коню и устремился вперед.
Все, что нужно Диего Ордоньесу для счастья, невесело подумал Руй Диас. Погожий день, конь, меч – и враг.
Это был славный бой. Из тех, о которых долго потом еще рассказывают у камелька зимними вечерами для поучения юношества и развлечения дам. Из тех, отдаленная память о которых заставляет героя держаться прямо, даже с приходом дряхлости и ожиданием конца.
Диего Ордоньес въехал в реку на крупной рыси, разбрызгивая воду в обе стороны. Мавр неколебимо высился на своем коне посередине брода, держа наготове щит и меч, и лишь в последнее мгновение двинулся навстречу. Бойцы проскочили мимо друг друга, одновременно нанеся удары с такой силой, что звон стали дошел до ушей зрителей, следивших за схваткой в пятидесяти шагах.
Лязгнули мечи почти одновременно. Сталь против стали. Сдвоенный удар.
Затем бойцы дернули поводья, развернули коней и снова сшиблись, высоко подняв щиты и обрушивая удары.
Снова звон и лязг. Сталь на сталь.
Ни один из противников вроде бы не пострадал, однако Руй Диас с тревогой отметил, что от второго удара Ордоньес закачался в седле и как будто потерял стремя. Но потом, пропустив мавра мимо себя, вновь обрел равновесие и выпрямился. Развернулся, яростно дернув левый повод, всадил шпоры и рысью двинулся навстречу мавру, который тоже скакал назад, разворачивая веера воды, поднятой копытами коня.
Снова зазвенела, сталкиваясь, сталь.
Теперь противники не пролетали мимо друг друга, на скаку занося и опуская мечи. Они остановились на том самом месте, где недавно происходила встреча, и обменивались страшными ударами, которые, если бы не щиты, не шлемы и не кольчуги, способны были рассечь человека до пояса. Они вертелись, кружили, стараясь подобраться к противнику с правой, хуже защищенной стороны.
Кланг-кланг-кланг-кланг.
Сейчас, после долгого молчания, с обоих берегов грянули ободряющие крики. Разгоряченные зрелищем всадники восторженными возгласами встречали каждый удар. Руй Диас знал, что ни Ордоньес, ни мавр, полуоглохшие от звона и напряжения, запертые в кольце смертельной схватки, не могут их слышать. Но, как и все, вплетал свой голос в ликующий хор, увидев, что щит мавра уже треснул – из-под металлической обшивки отлетают деревянные щепки и лоскутья кожи.
Дальше события ускорили ход.
Мавр попытался избавиться от щита, теперь только мешавшего ему, и в этот миг Ордоньес не сверху вниз, а слева направо нанес ему точный и сокрушительный удар в голову, от которого противник зашатался в седле, а потом, выпустив поводья, откинулся назад, на круп. Почувствовав свободу, конь взвился на дыбы и скачками понесся по мелководью к берегу, как будто хотел спасти своего всадника.
Но не таков был Диего Ордоньес, чтобы выпустить добычу. Он пришпорил своего коня, чтобы настичь беглеца, прежде чем тот достигнет берега. Догнав, зашел слева и сперва полоснул по шее, а потом снова ткнул в лицо острием, и мавр стал клониться набок все ниже и ниже, пока наконец не рухнул всей тяжестью, увеличенной весом доспехов. Тогда Ордоньес спешился, оказавшись по колено в воде, сорвал с упавшего шлем и откинул кольчужный капюшон. И одним страшным ударом отрубил мавру голову, а потом за волосы высоко поднял ее, показывая эмиру Лериды и графу Барселонскому.
Руй Диас, как и все вокруг него, срывая голос, кричал от радости. Западный берег огласился ликующими воплями, восточный замер в угрюмом молчании.
VI
Военный совет затянулся до первых петухов.
Руй Диас, завернувшись в одеяло, вышел из шатра Мутамана и вдохнул холодный полуночный воздух. Голова гудела от долгих споров и речей, и он, присев, смочил руки в росе и освежил ею лицо.
Битва должна начаться с восходом солнца.
Он услышал за спиной шаги Минайи и еще кого-то. Обернулся – и в смолистом свете факела, вкопанного в землю, увидел усталые лица.
– Тебе бы отдохнуть, Сиди.
Он кивнул, выпрямляясь. Почувствовал влажное дуновение ночного ветерка, теплый запах лошадей, дым костров. Вокруг шатра, неподвижные как изваяния, стояли стражники эмира. А в отдалении, в лагере, разбитом на два участка – мавританский и христианский, – четыре тысячи человек спали или бодрствовали, ожидая в скором времени решения своей судьбы. В полулиге восточней, под усыпанным звездами небом, виднелись огни вражеского бивака. Накануне днем противники развернулись в боевые порядки друг у друга на виду вдоль дороги на Лериду.
– Замысел хорош, – сказал Минайя. – При наших возможностях, разумеется.
Руй Диас кивнул. Он не хотел этой битвы, но теперь уже не в силах был уклониться от нее. Мутаман решил дать сражение, а эмир Лериды и граф Барселонский сделали его неотвратимым. Теперь оставалось лишь принять неизбежное.
– Вы тоже отдохните. Мы начнем на рассвете.
Они прошли мимо, прощаясь, – Ордоньес, Педро Бермудес, Фелес Гормас. Оба Альвара были по ту сторону неприятельских позиций, в осажденном Альменаре. Мартин Антолинес – в Монсоне, а Йенего Тельес – на том свете.
– Доброй ночи, Сиди.
– Ступайте с Богом.
Как тени, растворились они во мраке, отойдя к палаткам и кострам, у которых лежали бесформенные фигуры спящих и сидели те, кого сон не брал. Все знали, что в ближайшие часы начнется бой, и многим не спалось. Брат Мильян днем отслужил мессу и скопом отпустил всем грехи, а мусульмане, став на колени, обратились лицом к востоку и помолились хором.
– Нет, в самом деле, задумано отлично, – повторил Минайя.
По крайней мере, утешал себя Руй Диас, это лучшее из всего, что можно было придумать: двинуться по направлению к южной оконечности дороги на Лериду и там завязать бой. Дерзкий маневр, требующий веры в собственные силы, но в случае успеха отрезавший войску Мундира возможное отступление.
Вместо сомнительной обороны – отчаянное наступление.
А состоял замысел в том, чтобы атаковать четырьмя плотными колоннами по сто пятьдесят человек в каждой, имея в тылу пехоту, а на флангах – легкую конницу. Постараться прорвать строй численно превосходящего противника или истечь кровью перед ним. Уповая на удачу, поставить на кон все и решить игру с одной партии. В раздумьях об этом Руй Диас и провел последние часы: воображал самое скверное развитие событий, снова и снова прикидывал, как безошибочно узнать, что это произошло, и как избежать этого. Хоть и знал – как ни рассчитывай, как ни прикидывай, победу одержит тот, кому Господь ее дарует.
– Ты тоже иди спать, – сказал он Минайе.
– А ты-то сам?
– И я прилягу.
Помощник уже удалялся, когда из шатра вышли Якуб аль-Хатиб и Али Ташфин, которых эмир попросил задержаться. Ташфин почтительно попрощался и ушел, а раис, вглядываясь в ночную тьму, остался рядом с Руем Диасом.
