Лучники снова рассмеялись. Скажи еще, что нас завтра не убьют, ответил один – как видно, самый дерзкий. Пожалуйста. Дай нам слово.
Руй Диас положил ему руку на плечо, а указательный палец другой воздел к небу, по мусульманскому обычаю:
– Нам предписано сражаться, даже если не всем это нравится. Бывает так, что не нравится то, что подобает, и нравится недостойное… Нам не дано постичь, почему так. Один Бог знает это, и Он просветит нас.
Ни один ученый-альфаки не сказал бы лучше. Те, кто понимал кастильский, закивали с довольным видом. Другие перевели его слова товарищам.
– Во всяком случае, – продолжал он совсем иным тоном, – постарайтесь, чтобы гуриями, которых обещал павшим Пророк, насладились ваши враги. А вы с их ласками еще малость повремените.
Эти слова были встречены смехом.
– А завтра, – добавил Руй Диас, – когда мы победим, не забудьте положить павших товарищей лицом к врагу. Это – на тот случай, если наш государь, эмир Мутаман, решит побывать на поле битвы.
Мавры закивали, тронутые и довольные. Руй Диас и Якуб оставили их и пошли дальше.
– Я-то думал, что никто, кроме андалусийца, не смог бы найти такие слова, – заметил раис, на которого разговор произвел сильное впечатление. Руй Диас ничего не ответил, и Якуб через несколько шагов добавил: – Продолжаешь меня удивлять, Сиди… Ты знаешь Коран лучше многих мусульман.
– Что ж поделать – приходится. Так уж жизнь сложилась.
Тем временем они дошли до христианской части лагеря. Там стояла застава, и рыжие отблески костров играли на оружии. Часовые чистили и полировали свои кольчуги, собираясь потом смазать их маслом. Они были без щитов: Руй Диас запретил брать их в караул, потому что на верхнюю кромку удлиненного, каплевидной формы щита, поставленного на землю, очень удобно было опереться, а потом и склонить голову на руки. И попробуй-ка после этого не заснуть.
Якуб аль-Хатиб созерцал небо – нашел глазами Полярную звезду, а потом взглянул на восток.
– Плохо, что в такую темень не разглядеть, что там у них, – пробормотал он мрачно.
– Ночь… – Руй Диас взглянул в ту же сторону. – Нет там ничего такого, что не обнаружится с рассветом. Настанет день – и обозначит наших врагов, они перестанут быть бесплотными тенями. А все, имеющее плоть, можно победить.
– Неужто тебя никогда не одолевают сомнения, Сиди.
– Постоянно.
Руй Диас сам задумался над только что произнесенными словами. Не хотелось бы ими прощаться со своим спутником. С человеком, от которого наступающим днем – да и потом – будет зависеть почти все.
– Завтра в бою, – произнес он наконец, – надо будет облечь в плоть подходящий миг. Но сначала – уловить его, узнать, что это он и есть.
В полумраке блеснули глаза мавра.
– То мгновение, когда Всевышний, который знает, кто страшится Его, улыбнется тебе?
– Именно так. Если не уловишь этот миг, другого может и не быть.
– Если Всевышнему будет угодно, – сказал аль-Хатиб, – так и произойдет. Он улыбнется нам на мгновенье.
– Нам этого хватит. Об остальном мы позаботимся сами.
Мавр протянул ему руку, и навстречу вытянул свою Руй Диас: две крепкие ладони, огрубевшие от постоянного трения о рукоять меча, встретили, обхватили и стиснули друг друга.
– Для меня – честь завтра сражаться рядом с тобой, Сиди.
– А для меня – с тобой, раис Якуб.
В ту ночь ему приснились Химена и девочки – странный был сон: будто они уже выросли и идут по лесу, а потом сразу, без перехода, он увидел себя на поле брани, по которому мчатся кони без седоков. Сам он – пеший и пытается поймать лошадь за узду, но все они проносятся мимо в диком ужасе, и ему никак не дотянуться. А вокруг, невидимо, но близко, рокочут боевые барабаны. Грохот нарастал, отдавался в ушах и глубоко во всем теле, становился оглушительным.
Руй Диас проснулся весь в испарине и, скорчившись, лежал неподвижно, пока не понял, что это бешено колотилось его сердце.
Чья-то рука прикоснулась к его плечу. Чье-то лицо склонилось над ним.
– Вставай, Сиди. Пора…
Он рывком привстал, откинул одеяло и немного посидел неподвижно, вновь обретая власть над гулко стучащим сердцем и мыслями. Пытаясь точно вписать себя в то время и то место, где находился.
– Светает?
– Заря занимается.
– Заспался я.
– Минайя Альвар Фаньес велел не будить тебя.
– Вот же сукин сын…
Кто-то из тех шестерых, что охраняли его палатку, почтительно хихикнул. Этот высокий и крепкий парень по имени Лопе Дьегес был родом из Вивара. По ночам караул всегда несли земляки.
Руй Диас поднялся. Вестовой достал кремень и огниво, высек огня и зажег свечу, огонек которой выхватил из тьмы полотно палатки.
– Все в порядке там?
– Без перемен, Сиди.
Маленькая палатка была слишком скромна для командующего, но Руй Диас в другой не нуждался. Он снял полотняную рубашку и замшевую альхубу – в тех случаях, когда враг был рядом, он всегда спал одетым – и вымылся до пояса. Холодная вода окончательно прогнала сон.
Потом преклонил колени и, не обращая внимания на то, что не один, прочел краткую молитву, как привык с детства. Потом перекрестился, прежде чем осенить крестным знамением свою кольчугу и прочее вооружение, разложенное на сундучке, где он хранил свое имущество: кое-какую одежду, карты брата Мильяна, золотую цепь и письмо-завещание Химене.
– Я принес тебе вяленой говядины и сыру. Вот только хлеба нет.
– Нет – и не надо.
Не присаживаясь, он съел принесенное и запил несколькими глотками разведенного вина. Поцеловал распятие, висевшее на шее, надел кожаный поддоспешник, крепко затянув все узлы, и поднял руки, чтобы вестовой надел на него тяжелую кольчугу, закрывающую туловище от плеч до колен, а поверх нее – бурую накидку, которая предохраняла ее от солнечных лучей. Потом повязал голову белой куфией, а вестовой поправил ему кольчужный капюшон, пока еще отброшенный за спину, пристегнул шпоры, опоясал мечом и подал шлем.
Руй Диас поблагодарил его дружеской улыбкой:
– Ну, пошли, Лопе Дьегес.
Тот взглянул благодарно, и даже зажмурился от удовольствия – не каждый день его называли по имени, – и стал похож на верного пса, принимающего хозяйскую ласку.
– После тебя, Сиди.
Руй Диас погасил свечу, откинул полог палатки и вышел наружу. Вестовой шагал следом, неся его щит. В стылом мраке ночи вдруг перерезала небо на востоке зеленовато-синяя линия, и звезды вокруг нее погасли. Млечный Путь был еще виден, но с каждым мигом все ярче разгорался свет зари.
– День будет жаркий, – заметил вестовой.
