– Дело будет долгое и изнурительное, – заметил Диего Ордоньес. – Омерзительно выгодная у них позиция.
Руй Диас повернулся к Якубу. Мавр – в кольчуге, в шлеме, окрученном чалмой, – сидел верхом на великолепном боевом коне совсем рядом с ним, почти стремя в стремя. Он был без копья, но, как и все здесь – христиане и человек шесть агарян, – с остроконечным деревянным щитом, обтянутым кожей, за спиной.
– Что скажешь, раис Якуб?
– Все, что я мог бы сказать, ты знаешь и без меня.
Руй Диас показал на неприятельские шеренги:
– Тогда и ты, наверно, видишь, что фланги у них очень растянуты. И вторая линия – очень плотная, человек на пятнадцать-двадцать в глубину.
– Вижу.
– А раз видишь, то понимаешь, что это значит.
– То, что, если замысел их удастся, они чуть отступят в середине – и потом зажмут нас с боков.
– Вот и я так думаю. А потому надо, чтобы твоя легкая конница засыпала их фланги стрелами и дротиками. Безветрие поможет лучникам целиться вернее. Не давай им покоя, держи в напряжении – это поможет нашей атаке.
– Рассчитывай на меня.
Руй Диас снова оглядел расположение своего войска. Наступать готовились четыре эскадрона тяжелой конницы – всего около шестисот человек, из которых две трети составляли кастильцы, а треть – агаряне. Если им удастся прорыв, то за ними должны будут пойти пешие мавры-пехотинцы, чтобы закрепить успех или чтобы дать всадникам время перестроиться.
– Ордоньес.
– Слушаю, Сиди.
– Пойдешь первым, как я сказал.
– Само собой.
Руй Диас рассек ладонью воздух, как бы разрезая воображаемую линию вражеской обороны, и потом ткнул влево:
– От середины ударишь во фланг, где склон более пологий. Твоим коням легче будет подниматься и, когда взберутся, будут свежее.
– Ладно.
– Если не прорвешь, пристроишься к нам слева, когда я начну вторую атаку. Если понадобится третья, а меня… ну, если я буду не в состоянии, командование примет Минайя. Ясно?
– Ясно, Сиди.
– Перестраиваться надо будет только на флангах и постараться не смять и не рассеять свою пехоту и не помешать новой атаке конницы.
Мавры переглянулись, и Руй Диас знал, что́ их беспокоит. Первый натиск поведут христиане, хотя и у них имеется тяжелая конница. Мавры чувствовали себя обойденным, будто они должны быть лишь на подхвате, – и это было унизительно. И потому Сид обратился к ним прямо, без уверток и околичностей:
– Раис Якуб с четвертым эскадроном должен будет находиться в резерве. Вы будете десницей Всевышнего, который всемогущ и всевидящ. По сигналу раиса мы соединимся в том случае, если первые атаки будут отбиты… Мне не дано знать, буду ли я к тому времени в седле. Если нет, ответственность ложится на вас.
Мавры, поняв, что их честь не задета, и успокоившись, согласно кивнули. Руй Диас хотел что-то еще добавить, когда за спиной у него раздались звуки труб. По склону холма шагом поднималась сотня чернокожих всадников свирепого вида – личная охрана Мутамана. Над ними реяло зеленое знамя, а посередине ехал спокойный и, как всегда, изящный эмир Сарагосы.
Было не до разговоров, тем более что накануне ночью все уже обсудили. Мутаман, опершись о луку седла, молча созерцал неприятельские позиции. Он был без меча – только торчал из-за пояса короткий кинжал да с правого запястья свисал хлыст, отделанный слоновой костью. Гордыня властелина.
– Здесь слишком опасно, государь, – только и сказал Руй Диас. – Слишком близко к неприятелю.
Смуглое, по-соколиному хищное лицо дрогнуло в улыбке.
– Я не намерен сидеть в шатре да ждать вестей.
– Битва может докатиться и сюда.
– В этом случае – буду сражаться. Как ты, как все.
Руй Диас взглянул на своих командиров, от которых они отошли чуть в сторону. Стража оцепила холм. Легкий ветерок пошевеливал флажки на копьях.
– Прошу вас, государь, когда начнется – дальше не ходите. Я буду драться лучше, зная, что вы в безопасности.
– Хочешь сказать – что тебе не придется заботиться о ней?
Руй Диас не ответил. И лишь в почтительном молчании взглянул на эмира. А тот пожал плечами и показал на свое знамя и охрану:
– Меня есть кому защитить.
– Обещайте мне не спускаться с холма. И удалиться, если дело…
– Примет дурной оборот?
Руй Диас снова промолчал, не сводя с Мутамана настойчивого взгляда. А тот обстоятельно рассматривал внушительный облик кастильца – бородатое лицо, едва видное между обрезом шлема и высоким воротом кольчуги. На боку – меч, за спиной – щит с девизом «Oderint dum metuant» – «Пусть ненавидят, лишь бы боялись».
– Каждый день с рассвета проклинаю своего брата, – вдруг проговорил эмир. – Клянусь тебе: если сегодня он попадет ко мне в руки, я распну его на кресте – слева собака, справа свинья, а посередке – он, эмир Лериды… И Всевышний, когда предстану перед ним в свой срок, за это с меня не взыщет.
Он резко оборвал фразу и снова стал всматриваться в строй неприятельского войска. С задумчивым видом.
– Я так хотел это сражение, Лудрик… – вдруг сказал он с необычной для монарха безыскусностью. И почти просительно.
Но Руй Диас был неумолим:
– Обещайте мне, государь, что останетесь здесь.
Мутаман с видом мудреца-стоика воздел палец:
– Никто не умрет без соизволения Всевышнего и раньше срока, им установленного.
– Обещайте, государь. Я прошу вас.
Эмир вздохнул. И произнес едва ли не страдальчески:
– Ладно. Можешь сражаться спокойно. Даю слово.
Руй Диас удовлетворенно кивнул, и они еще немного постояли молча, разглядывая противника. Так, словно в запасе у них была вечность.
– Придется, как я понимаю, нелегко, – заметил наконец Мутаман.
– Похоже на то.
– Ты возглавишь первую атаку?
– Вторую.
– Да, так будет лучше.
Приставив ладонь ко лбу, кастилец запрокинул голову к небу, глядя, высоко ли поднялось солнце. Медлить больше нельзя, подумал он.
– Пора, мне кажется, – сказал Мутаман.
Шевельнув поводьями, оба тронули коней и медленно направились к остальным. Подъехав, эмир снял перчатку и протянул Якубу и другим маврам руку для поцелуя.
– Помните, – говорил он между тем, – Всевышний знает, кто сражался отважно, а кто – нет, и в райские сады впустит лишь первых. Ибо ему принадлежат день и ночь.
Когда церемония была окончена, эмир показал хлыстом на будущее поле битвы:
