На цыпочках уходит начальник охраны, весь в поту и сомнениях. Но понимает. Понимает, что надо держать язык за зубами, чтобы никто из ближнего окружения «Хозяина» о той машине ничего не узнал.
Подозвал охранников, приказал:
– К машине не подходить. Убери оттуда всех. Хотя – нет. Оставь кого-нибудь одного подальше. На всякий случай. И где-нибудь боевую группу схорони.
– А если…
– А если Самого увидишь, глаза закрой и под половичок залезь. Или я тебя сам – и каблуком придавлю. Всё, дальше моя работа будет. И чтобы – никого!
Идёт спектакль своим чередом. Балетные танцуют, зрители на сцену смотрят и в полглаза в ложу, где генералиссимус сидит, а за ними охрана в штатском с театральными биноклями зорко следит.
Первый акт.
Второй…
В начале второго акта «Хозяин» встал с кресла. Сказал негромко друзьям-приятелям:
– Я сейчас вернусь.
Вышел из ложи. За ним начальник охраны.
– Ты куда, товарищ Власик? Смотри спектакль. Хороший спектакль. Зачем за мной идёшь?
– Но…
– Э-э… Может, я с красивой дэвушкой встречаться хочу. С балериной. Замужней. Зачем тебе ее смотреть? Может, я хочу ей спасибо за балет сказать, а тут ты рядом в сапогах стоять будешь. Неудобно. Честь дэвушки. На Кавказе за такое знаешь, что бывает!
– Но, товарищ Сталин, ваша безопасность…
– Что безопасность? Здесь театр, храм искусства. Балет. Зачем бояться? Зачем ты всегда боишься? Ничего с товарищем Сталиным не будет. Убери своих держиморд. Что вы как жандармы царские…
Дёрнулся было Власик, но осадился, взгляд «Хозяина» поймав.
Идёт товарищ Сталин по театру. Один. Может, и точно на романтическое свидание. Ведь мужчина он горячих кавказских кровей. И женщины любят его, все женщины Советской страны. Любая счастлива будет, если хоть взглянет на нее.
Подозвал билетершу. Ткнул пальцем в программку, в фамилию чью-то.
– Позови мне вот ее.
– Но она в третьем акте танцует.
– Танцует, не танцует. Пусть другая танцует, у нас незаменимых людей нет. Даже артистов. Скажи, пусть идёт сюда. Быстро идёт.
– Но она в гриме и костюме.
– Пусть как есть идёт. Плащ накинет и идёт. Товарищ Сталин ждать не может!
Через минуту запыхавшаяся балерина выскочила в вестибюль. Присела в полупоклоне. Потому что была в средневековом платье.
– Какая симпатичная балерина, – улыбнулся генералиссимус. – Сейчас поедем со мной. Тут недалеко. Вы не против? Или, может быть, боитесь товарища Сталина?
– Нет, нет, – замотала головой балерина.
– Тогда пошли. – И не оборачиваясь, и не прислушиваясь к шагам, Сталин пошёл вперёд, так как был уверен, что девушка последует за ним.
Спустился на первый этаж. Вышли к машине.
– Садитесь.
Девушка прыгнула внутрь. Как весенняя бабочка.
– Поехали. – Сталин назвал адрес.
Ехали всего три минуты. На Петровке водитель свернул в арку, чуть проехал и остановился подле черного хода.
– Ступайте за мной.
Балерина растерянно улыбнулась, кивнула, потому что совершенно не знала, как себя вести – радоваться ей или бояться. Наверное – радоваться, потому что сам товарищ Сталин. Но, с другой стороны, у нее был жених. Правда, что он может сделать, даже если узнает – только проглотить обиду. Или ехать танцевать в Магадан.
Сталин толкнул дверь чёрного входа, пропустил балерину, которая побежала наверх, цепляясь пышной юбкой за выгнутые узоры перил, стуча о ступени жёсткими мысками пуант, которые второпях забыла снять.
В полной темноте поднялись на третий этаж. Сталин открыл дверь. Сказал:
– Сидите здесь, на стуле. Ждите меня.
Девушка покорно села.
Товарищ Сталин прошёл по кухне в коридор. Где его встретил Александр Михайлович.
– Всё в порядке?
Офицер быстро-быстро закивал.
Всё это было странно и тревожно – квартира, чёрный ход и Сталин. Сам. Без охраны и сопровождающих лиц.
– Я сяду в той комнате, ты разговаривай в этой. С каждым по очереди. И дверь открой, чтобы я слышал и видел. Вот вопросы. Прочитай.
Александр Михайлович быстро пробежал по листку глазами. Кивнул. Открыл ключом первую дверь, вызвав зэка.
– Сюда… Садитесь. Лицом к двери. Я по поручению… Не важно кого. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Отвечать чётко и громко.
Ошарашенный зэк смотрел на офицера. Он ни черта не понимал, как и другие. О чем только он не думал не гадал, когда его с зоны выдернули и, ничего не объясняя, сунув в машину, привезли на аэродром. И после, в самолёте, и в бане, где он, мыла не жалея, скрёбся и мылся, и когда его в пиджак гражданский обрядили.
Но такое! Чтобы Москва! Центр, откуда до Кремля подать. И кровати с простынями, и еда на столе – ешь не хочу.
– Расслабьтесь, что вы как соляной столб?
Да как же расслабиться, когда такой быстрый переход, когда только что из тундры, с нар, от баланды и вшей. Когда пули в затылок ждал или иного подвоха, но точно не крахмальных наволочек.
– Представьтесь, кто вы?
На «вы»?! Не кулаком в рыло, не матом в уши… На «вы»!
– Я? Полковник. Армейская разведка… То есть, извините… Заключённый номер… статья… зона…
– За что сели? Советскую власть не любите?
– Никак нет! Я за нее кровь проливал. Три ранения имею. Не любил бы, к немцам перебежал.
– А за что срок получили? Наши Органы не ошибаются.
– В плену был.
– Плен нехорошо. Офицер не должен попадать в плен. Белые офицеры пулю себе в лоб пускали.
– Я контужен был.
– Ладно, то дело былое. Хочу побеседовать с вами. Правильно скажете, обратно на зону не поедете. Поэтому отвечать надо честно.
– Так точно!
– Не орите, я не глухой. Скажите, если предложить вам службу, которая предназначена для охраны важных персон, вы согласитесь?
– Каких «важных»?
– Например, из Кремля.
Напрягся зэк. Черт его знает, что за этим предложением стоит. Не верят зэки никому и ни во что – отучились верить. Потому что лупила их жизнь куда и чем ни попадя кулаками следователей и дубинками надзирателей, так что все надежды соплями кровавыми вышли. Ни ждут они ничего хорошего от жизни. Кого охранять, зачем? Кремлёвских товарищей вся страна стережёт пуще глаза, и армия, и МГБ, и милиция… Всяк их защитит и от пуль закроет, жизни своей не щадя. О чем тогда он? Думать, думать надо, мозги напрягая, пусть хоть закипят они! Ответить осторожно:
