– Ах ты ж, подлец… А ну, кыш отсюда! – неуверенно прикрикнул Толик.
Маленький юркий говнюк злорадно оскалился, цапнул добычу за шею и споро потащил в дальний угол. Ледник на заброшенной метеорологической станции был огромный. За десятилетия скучающие полярники выдолбили в вечной мерзлоте три зала, словно собирались заготавливать оленину в промышленных масштабах. Может, при Советском Союзе так оно и было: станция в бухте Ожидания насчитывала десятка полтора бараков, домиков и подсобных строений, была оснащена тракторами и вездеходами, ныне ржавеющими под открытым небом, ветрогенераторами и даже взлетно-посадочной полосой.
Пригибаясь, чтобы не треснуться башкой о низкий свод, Толик неловко двинулся за воришкой. Луч налобника метался под ногами, яркими всполохами отражался от стен. Под ногами хрустело. В темноте шуршал песец, с молчаливым упрямством волокущий несостоявшийся суп-набор. Один зал, второй. Дальше Толик не заходил, не было надобности. Свет отразился в черных звериных глазах и в остекленевших глазах птицы.
– Ну что, ворюга, попался? – ухмыльнулся Толик, опасливо ступая в третий зал. – Некуда бежать?
Ворюга в ответ издевательски тявкнул, вцепился в измочаленную тушку и пятясь исчез в стене. Толик не удержался, снял очки, протер. Озадаченно почесывая отросшую бороду, подошел поближе. В широком отнорке, незаметном от входа, сверкая безумными зрачками, скалился песец. Обильная слюна капала на изжеванные перья.
Стоило, конечно, выбраться наверх, позвать ребят, но взыграло ретивое. В партии Толика и без того считали белоручкой. Биолог, зверей любит, даже истекающего кровью оленя добить не в состоянии! И Толик решил действовать сам. Он подобрался поближе, примерился и от души зарядил песцу сапогом.
Плоская подошва кирзача предательски скользнула. Толик замахал руками, как большая неуклюжая птица. Попытался ухватиться за стены, но лишь ободрал ладони и полетел головой вперед в этот самый отнорок, и дальше, глубже, в ледяной калейдоскоп, порожденный искусственным светом налобника. Падение напоминало горки аквапарка, только страшно было по-настоящему. Впереди, тщетно пытаясь зацепиться когтями, скользил песец. Его жалобный скулеж тонул в полном ужаса вопле Толика.
Скрежетнув когтями, песец развернулся. Морда – сплошь расширенные зрачки да перемазанные пеной зубы. Толик едва успел прикрыть лицо рукой. Ладонь запылала от боли, дернулась вправо, влево… а потом скоростной тоннель расширился, мелькнули покатые кристаллические стены, и Толик в недокрученном сальто рухнул на пол. Рядом запоздало шлепнулся злополучный гусь.
Под рукой пронзительно хрустнуло, ноги ударились так, что отдалось в затылке. Дух вышибло начисто. С минуту Толик мог лишь кататься с боку на бок, по-рыбьи хватая холодный воздух губами. Первый вдох, болезненно-жгучий, показался слаще меда. К сожалению – вернулось не только дыхание, но и страх. К счастью – хрустнула не сломавшаяся рука, а хребет песца. Мелкий гаденыш все еще был жив – скрипел челюстями, вяло когтил коричневатый мех… Мех?!
Позабыв о возможных переломах, Толик подпрыгнул, завертелся волчком. Нога тут же провалилась между двумя оленьими тушами. Олени! Всего лишь мертвые олени. Лежат в леднике, как и положено мясу в тысяче километров от ближайшего холодильника. И хотя стоять на горе трупов было жутковато, сердце потихоньку начало биться ровнее.
Освободив ногу, Толик впервые посмотрел наверх. Вон та дыра, из которой его выбросило, точно кэрролловскую Алису. Вроде невысоко, но поди зацепись да вскарабкайся… сколько ж там еще метров? Казалось, падение длилось несколько минут, но Толик понимал – секунды две, вряд ли больше.
– Эй? – осторожно спросил он дыру.
Кричать громко не рискнул, опасаясь обвала. Легкое подобие эха прокатилось по залу, зашелестело отголосками. Толик поежился, покрутил головой, разглядывая, куда его занесло. Серебристые стены искрились как драгоценные камни. В другое время Толик бы непременно восхитился, но не в этот раз. Мертвое стадо нервировало, мешало думать и все норовило столкнуть на скользкую тропинку с табличкой «Паника!».
Убеждая себя, что бояться нечего, Толик медленно повел лучом по оленьим тушам, по вывернутым рогам, черным копытам, блестящим ноздрям и заиндевелому меху. Вел, покуда не наткнулся на плоскую, узкоглазую, совершенно не оленью морду, и понял, что бояться очень даже есть чего. Бледное лицо, бесстрастное и спокойное в смерти, нагоняло неконтролируемый ужас, и Толик, не выдержав, заорал что было сил.
* * *
– Эй, ну что там?! – долетел снизу слабый голос Кострова, экспедиционного геохимика. – Достали?! Кидай веревку, а то околеем щас!
Узкий лаз странным образом изламывал звук, делал его глуше, душил. Толик в очередной раз подумал, какая большая удача, что его спасли. Не заори он в тот момент, когда мимо проходил начальник партии, как знать? Пожал бы плечами, увидев открытую дверцу ледника, да и захлопнул, оставив Толика замерзать в темноте, на куче мяса. Наверное, так и умер этот несчастный… ненец? эвенк? нганасан? Аборигенов Толик различал плохо.
Из тоннеля показалась макушка мертвеца, вся седая от инея. Разволновавшийся Толик дернул так сильно, что чуть не сорвал повязку. Заныла прокушенная песцом ладонь. Ледяная глыба, в прошлом человек, вывалилась на пол, по инерции проскользив несколько сантиметров.
– Хыыы! – осклабился Белорус. – Чисто санки, ага?
Он наклонился, ловко снимая с мертвеца веревку, аккуратно стравил ее вниз. Чтобы избавиться от необходимости отвечать на дурацкую шутку, Толик подчеркнуто деловито завозился с повязкой. Завтра, мысленно успокаивал он себя. Завтра Штойбер свяжется с Большой землей, запросит транспорт, забрать горе-биолога. От предчувствия грядущих сорока уколов заболела задница. Толик негромко помянул песца матюгами. Так уж сложилось, что геологи не возят с собой полный курс вакцины от бешенства. Да и неполный не возят тоже.
– Клюет! – хохотнул Белорус, кивая на дергающуюся веревку. – Подсекай!
Морщась больше от тупого юмора, чем от боли, Толик схватился за веревку. Они подняли три оленьих туши и лишь после этого выволокли Кострова, а за ним и Штойбера.
– Ууууххх! Дубааак! – переминаясь с ноги на ногу, Костров растирал плечи. – Давайте уже на солнышко, что ли?
– Вы бы, коллега, еще в футболке полезли, – смерив скептическим взглядом ветровку Кострова, проскрипел Штойбер.
Начальник партии, Иван Михайлович Штойбер, ворчал больше в силу возраста. Сам он, в противовес подчиненному, в ледник спустился в полном обмундировании. Немец, у них порядок в крови. Даже шапку надел меховую. Но перед этим самолично промыл и обработал рану Толика.
* * *
– Не шевелитесь, Анатолий! – Штойбер неодобрительно пожевал губами, отчего густые бакенбарды на его щеках зашевелились, точно живые. – Ей-богу, не так уж и больно…
Поглощая кровь, перекись водорода зашипела, вспенилась. Толик дернулся было, но Белорус, хмыкая в усищи, навалился всем своим немалым весом, прижал поврежденную руку к столу.
