– Да ладно уж, что хотела, то и сказала! – добродушно засмеялся Кокорин. – Я не обиделся, но осадочек остался, остался…
Он вновь подмигнул Хайдуллиной, та, улыбнувшись, подмигнула в ответ. Венька придурковато загоготал. А Софья подумала, что вино, похоже, крепче, чем казалось. Твердо решив помалкивать, чтобы не ляпнуть еще чего-нибудь, она двинулась вдоль стены, ведя рукой по старым гладким бревнам. Головокружение усиливалось. Хотелось по-собачьи тряхнуть головой, отгоняя сонливость. У красного угла Софья остановилась, с интересом разглядывая небольшую икону, кажется Богородицу. Борясь с тусклым светом, Софья сфокусировала зрение. И похолодела.
Геометрически правильное лицо, лепные скулы, изящно изогнутые брови, высокий лоб – вылитая бабушка Койву. Разве что толстая коса не спадает на плечо, а уложена калачом на макушке. В окружении прогоревших свечей стояли, заключенные в золоченый оклад, пропавшие фотографии ее матери. Дремлющий инстинкт самосохранения очнулся, заполошно завопив – беги, дура! беги отсюда скорее! Но дальше события стали развиваться с такой чудовищной быстротой, что ни убежать, ни даже просто уследить за ними одурманенная Софья попросту не успела.
Воздушный студень нехотя раздался под ее напором. Софья обернулась и увидела Дину, медленно, по стеночке сползающую на пол. На лице безмятежность, глаза закрыты, грудь мерно вздымается – Хайдуллина крепко спала. Еще одно усилие, невероятное напряжение мышц, и в поле зрения вполз Веня, с глуповатой улыбкой на лице. Он качнулся разок-другой и впечатался носом в столешницу. Кокорин сидел, задумчиво слизывая застывший тушеночный жир с охотничьего ножа. Казалось, происходящее совершенно его не касается. Он вытер мокро блестящее лезвие о штанину. Деловито закатав рукава, привстал, ловко ухватил Веню за волосы и с размаху вогнал нож ему в шею, чуть ниже основания черепа. Бордовая кровь потекла на стол, смешиваясь с пролитым вином.
Вцепившись в стену, чтобы не упасть, Софья смотрела, как убийца неторопливо встает с лавки. Не было сил бежать или бороться, простой шаг казался невыполнимым подвигом. А Кокорин подходил все ближе, обстоятельно вытирая окровавленную ладонь о куртку.
– Ай да Софа! – удивленно протянул он. – Пила наравне со всеми, а все еще на ногах, ведьма драная!
Пришло запоздалое, ненужное понимание, что никто из них так и не представился бородатому охотнику. Софья попыталась отступить, но едва не упала.
– Что, не узнала меня, а? – Егор Павлович издевательски ухмыльнулся. – Я-то тебя, суку, сразу узнал! Ты ж ни на день не состарилась, даже моложе кажешься! А я, конечно, и постарел, и подурнел, что говорить!
Схватив Софью за плечи, Кокорин с силой втолкнул ее в пристройку. Короткий полет в кромешную темноту закончился ударом о земляной пол. Онемевшее тело почти не почувствовало боли. Из-за спины сквозь приглушенные матюги долетело чирканье зажигалки. Неяркий свет керосинки резанул глаза. От увиденного Софье захотелось кричать, но хватило ее только на тихий скулеж.
– Ты что это, ведьма, никак игрушек моих испугалась? – участливо шепнул ей в ухо Егор Павлович. – Фу-ты ну-ты! Я-то думал, вы, бесово племя, к таким вещам привычные.
На секунду его коренастая фигура заслонила собою кошмар. Но лампа повисла на крюке, Кокорин скрылся в тенях, и некуда стало спрятать взгляд, а непослушные веки никак не желали закрываться. Заходясь в неслышном крике, Софья смотрела на освежеванное мужское тело, за руки растянутое на толстых балках. Содранная кожа мешком собрана на голове, скрывая лицо. Обескровленное мясо подсохло, заветрилось. Вокруг сосков, точно в насмешку, оставлены неровно обрезанные круги. Сквозь пустой живот виднелся позвоночник и реберная клетка. Ноги, отпиленные по самые бедра, лежали на стоящем в центре широком столе. Но больше всего Софью ужасал царящий вокруг идеальный порядок – ни вони, ни грязи, ни мух. Чувствовалось, хозяин мастерской занимается своим страшным делом уже очень-очень давно.
Широкие ладони поднырнули под живот. От резкого рывка громко клацнули зубы. Бесчувственное тело взлетело вверх, перед глазами замельтешило красное, и Софью вырвало. В голове прояснилось, но ненадолго. Кокорин швырнул Софью на стол, ухватил за волосы и несколько раз приложил лицом о шершавые доски.
Когда она пришла в себя, Егор Павлович деловито приматывал ее лодыжки к ножкам стола. Он легко уклонился от слепого пинка, в ответ двинул Софью кулаком в бедро. Нога мгновенно отнялась.
– Экая ты прыткая, голуба! Даже снотворное тебя не берет! – искренне восхитился Кокорин. – Подружка твоя узкоглазенькая от такой дозы до утра продрыхнет, а ты ничего, трепыхаешься! Я ж всегда знал, что ты ведьма. Это ты соплякам этим можешь заливать, уж я-то знаю, сколько тебе на самом деле! Я ведь тебя искал, каждое лето в Вериярви околачивался, да все мимо, мимо… В прошлом году не выдержал, начал местных расспрашивать. А они мне, как сговорились, мол, померла ты! Ох и психанул я тогда! Весь дом тебе перевернул, хотел подпалить, да вовремя одумался. Вы же, шлюхи сатанинские, душами мужскими питаетесь, как комарики кровью, сотни лет живете. Вас только огнем палить или кол в сердце. Вот и решил – дождусь, рано или поздно ты сюда вернешься, а я – тут как тут! И вишь, угадал!
Он навалился на Софью, тяжелый, кряжистый. Поняв наконец, что сейчас произойдет, она беззвучно заплакала. Шершавые руки бесцеремонно зашарили у нее между ног, задирая юбку, разрывая трусики. Всклокоченное мочало бороды укололо шею, и Кокорин горячо зашептал ей на ухо:
– Буду в тебя кол заколачивать. Не в сердце, а по старинке, промеж ног. Как в первый раз. Помнишь, ведьма драная? Помнишь, кто тебя первый отодрал как следует?
Софья молча всхлипывала. Она надеялась, что снотворное хоть немного притупит восприятие.
– Я! – отрешенно прошептал Кокорин и резко вошел в нее.
Надежды не оправдались. Это было больно и мучительно стыдно. Он…
…оставалось только два пути – назад, через болото, или вперед, где, по-медвежьи разлапив длинные руки, стоял двухметровый бородатый мужик. Софья выбрала неверный. Бросилась на великана, нырнула под рукой и что есть мочи припустилась к деревне. Только бы выбраться к домам, заголосить во все горло, а там уже кто-нибудь услышит, поможет, спасет. В Вериярви мужики шутить не любят, они это пугало бородатое за уд на елке подвесят!
Она успела сделать ровно два шага. Чудовищная сила оторвала Софью от земли, с размаху швырнув на мохнатую ель. Широкие лапы смягчили удар, но иголки и шершавая кора разодрали кожу. Исцарапанное лицо уткнулось в пружинистый мох, в спину Софье уперлось тяжелое колено.
– Ты не суетись, голуба, – басовито вещал великан, – больнее будет.
– Я тебе зенки выцарапаю, – разъяренной кошкой зашипела Софья. – Я мужикам ска…
Здоровенная пятерня надавила ей на затылок, втопила лицо в мох. Сразу стало нечем дышать. Софья ногтями впилась в ненавистную руку, но та лишь глубже вминала ее в ярко-зеленую губку. А когда, преодолев сопротивление крепких стройных ног, великан рывком погрузился в нее, мозг Софьи взорвался, как наступивший на мину сапер. Воя и извиваясь всем телом, она пыталась сбросить насильника, одновременно переживая невыносимо яркий оргазм. Сладостное ощущение прошло быстро, а великан неутомимо распахивал ее еще почти час. После чего внезапно вытянулся в струнку, вздрогнул всем громадным телом и, перевернувшись, упал на спину.
