Билли кивнул.
– Грязный товар до сих пор не нашли.
– Чужого не держим, – заявил Билли.
Карвер хмыкнул и двинулся к выходу, бросив напоследок:
– Привет Шелдону!
На лысого смотреть не хотелось. Он сопел, с каждым вдохом втягивая раскрошенные кости поломанного носа. Бернсайдеры выскользнули со склада. Я во второй раз за два дня набрал телефон службы спасения и вызвал «скорую». Продиктовал адрес, повернул лысого на бок и пошел вслед за Карвером.
– Мы что, приехали сюда показать свою крутизну?
– Ты о чем?
– Я думал, мы ищем «восьмерку».
– А то. – Он вытер кровь со лба и сел за руль. – У тебя есть другие соображения?
Я уселся в машину.
– Только одно. Держи себя в руках. И не ломай чужих носов.
Карвер завел мотор и поставил ногу на педаль газа.
– Он сам напросился.
Он крепко сжал руль. Я посмотрел на часы. Мы выехали из Фэйрвью больше часа назад и покидали Бернсайд ни с чем.
Поразмыслив, я сказал:
– Если бернсайдеры заполучили грязную «восьмерку», то не станут сбывать ее на своей территории.
– А начнут торговать на моей, – согласился Карвер, взял мобильник и набрал номер.
В динамике раздался голос Зажима:
– Ну что?
– В Бернсайде его нет, – ответил Карвер. – Проверь все бары, начиная с «Рубика». Если нас хотят подставить, товар попытаются сбыть в городе, а не здесь.
– Никто ничего не знает. Или не говорит. Кстати, возникла еще одна проблема.
– Какая?
– Я на громкой связи?
Карвер приложил мобильник к уху.
– Удрал? – переспросил он.
Они наверняка говорили о бармене из «Рубика». Партия товара уплыла в канализацию. Судя по всему, бармен пустился в бега. И как теперь узнать, что именно связывало его с Изабель?
Карвер говорил тихо.
– Опроси всех. Ищи повсюду. Пообещай награду. Отыщи грязный брикет. – Он отключился.
Несколько минут мы ехали в тишине.
Я вдохнул поглубже.
– Клоп.
На этот раз Карвер ничего не сказал.
– Товар готовят и сбывают каждый день, – продолжил я. – «Восьмерку» рвут с руками на черном рынке.
Он по-прежнему молчал.
– Если бы кто-то предлагал целый брикет, Клоп бы знал.
– Он псих обдолбанный.
– Ну, от встречи с ним мы ничего не потеряем.
– Кроме моего терпения, – буркнул Карвер и, помолчав, добавил: – Пусть Зажим с тобой сходит.
– Мистер Спокойствие? Нет уж, обойдусь без него.
– Отправишься к Клопу в одиночку? Похоже, я чего-то о тебе не знаю.
– Тут налево, – попросил я. – Ага, мы с ним давние приятели.
Карвер больше ничего не сказал. То ли брезговал, то ли удивился.
17
В городе Клопа считали живой легендой. В свое время он был самым рисковым героиновым наркоманом, шакалил по-черному, подбирал такие остатки наркоты, к которым не прикасались даже самые законченные торчки. Он находил особый кайф в использовании чужих игл, смешивал коктейли из остатков в шприцах.
Своим прозвищем он обзавелся, соскочив с иглы. Он сексуально возбуждался, глядя, как ширяются другие. Когда он ушел в завязку, то стал еще больше времени проводить с наркоманами. Особенно с молодняком.
Его называли Клоп, потому что он терся среди юных торчков и, захлебываясь слюной, смотрел, как они ширяются. Пока их колбасило, он обцеловывал им руки, подбираясь к месту укола, и с утробным урчанием присасывался к пробою. Клоп реально угрожал здоровью окружающих, поскольку был ходячей заразой и мог похвастать полным набором вирусов гепатита в крови.
Клоп стал культовой фигурой среди геев. Под сценическим псевдонимом Длинноногий Дядюшка он устраивал транссексуальные и БДСМ-перформансы в нелегальных саунах и подпольных секс-клубах. Снимал экзистенциальные артхаусные порнофильмы. Публиковал сборники своих плохих, но популярных стихов и сбывал прочие художества по сотне фунтов за штуку.
Он приобрел скандальную славу в среде багчейзеров. Молодые парни, для которых заражение вирусом иммунодефицита было вопросом престижа, с пугающе самоубийственным энтузиазмом преследовали любую возможность. Клоп практиковал незащищенный секс с теми, кто считал честью подцепить от него заразу. О нем ходили самые невероятные слухи, по большей части оказывавшиеся правдой. Он разговаривал интеллигентно, носил вещи, сшитые на заказ, и чрезвычайно гордился своей противоречивой натурой.
Клоп жил за Александра-парком, в перестроенной бывшей церкви. Карвер остановил машину на противоположной стороне улицы, не глядя на дом.
– Если я через десять минут не вернусь…
– Да хоть вообще не приходи, – сказал он.
18
Я перешел через дорогу. Было за полночь. От десяти секунд спокойной ходьбы и холодного воздуха кружилась голова. Я нажал кнопку домофона. Здание отремонтировали и осовременили. Бернсайд словно бы остался где-то в другом мире, что не могло не радовать.
– Да-а-а, – монотонно выдохнул скучающий голос.
– Уэйтс.
Молчание, а потом:
– Входи, красавчик.
В интерьере преобладали спокойные пастельные тона, что совершенно не вязалось со скандальным имиджем Клопа. Потолок просторной гостиной пересекали массивные балки. За фортепиано сидел юнец с голым торсом и играл не самую известную сонату Бетховена.
По кровати в центре комнаты медленно елозила целующаяся парочка в трусах. Сначала я подумал, что это два парня, но потом сообразил, что один из них – девушка с короткой стрижкой, плоской грудью и андрогинным лицом с острыми скулами. Яркая люстра освещала низкую кровать в японском стиле. Парень с девушкой не обратили на меня внимания.
Изможденный тип на диване напротив лениво потягивал красное вино. Он был одет с гротескной претензией на женственность: пышный розовый парик, туго затянутый корсет и мини-юбка. Довершали образ яркий макияж, колготки с блестками и красные туфли на каблуках.
– Детектив Уэйтс, – сказал он, не отрывая взгляда от целующейся парочки. – Уж простите, вставать не буду.
– Мне надо поговорить с Клопом. – Я прислонился к стене, ощутив струйки холодного пота на спине.
– А его нет. Развлекается где-то, засранец этакий. Хочешь повеселиться?
– Нет, спасибо.
– Эйдан Уэйтс ушел в несознанку. – Он впервые за все это время посмотрел на меня. – А зря… Между прочим, очень раскрепощает.
