– Все живы?.. – вслух спросил Волкодав. Услышал
собственный вконец осипший голос и с радостью понял, что временная глухота
прекратилась.
– Живы, – отозвался кунс Винитар.
– Ох, – закашлялся Шамарган. – Любопытство –
худший из пороков, это я точно вам говорю… И что мне, действительно, не
сиделось на корабле?..
– Кто смирно сидит там, где ему велели сидеть, живёт
дольше, – усмехнулся Волкодав.
– И помирает со скуки, – не остался в долгу
лицедей.
Волкодав фыркнул и впервые подумал о том, что без Шамаргана,
пожалуй, вправду было бы скучновато. Правда, и дни свои окончить от его руки
вполне было можно. Что он сам не так давно едва и не проделал. Причём очень
даже успешно. И тем не менее присутствие ядовитого и языкастого парня некоторым
образом радовало. Что они с Винитаром без него делали бы, два молчуна?..
Ибо Волкодав уже понял: поход на остров за Божьим Судом
грозил обернуться весьма нешуточным путешествием. Было ещё не вполне ясно, куда
всё-таки их вынесло из Понора, но в любом случае это местечко не имело к
острову Закатных Вершин, убитому ледяным великаном, ни малейшего отношения.
Ветер, обдававший лицо, вбирать в грудь было сущее наслаждение ещё и потому,
что он дышал хвоей, листьями и травой, – Волкодав только тут как следует
понял, до какой степени стосковался по этим запахам за время плавания по морю.
И, если чутьё ещё не начало его подводить, к этим благодатным запахам отчётливо
примешивался дух дровяного дыма. А стало быть, человеческого жилья. Нет,
Волкодав был по-прежнему весьма далёк от того, чтобы радоваться незнакомому
человеку, жителю незнакомого места, просто оттого, что он человек. Это было
глупое доверие, на его веку не однажды обманутое. Но кроме упоительных запахов
ветер донёс ему ещё кое-что. Звук.
Еле слышный в отдалении звук собачьего лая…
Вот это было уже действительно хорошо. Вот это был истинный
родич. И природный союзник. Волкодав без дальнейших размышлений принялся
потихоньку загребать руками, направляясь в ту сторону.
– Звёзды, – вдруг сказал Винитар.
Венн вскинул голову. Ну конечно. Каждый волей-неволей
тянется к привычному и родному. Для него родным был пёсий брёх и запахи леса. А
куда перво-наперво обратится морской сегван, привыкший находить путь по
расположению небесных светил? Понятно, к звёздам. Тем паче что облака, висевшие
над островом Закатных Вершин, остались там же, где и сам остров. Ночное небо
над озером было ясным и переливалось мириадами огоньков…
– Ох, волосатая пе… – выдохнул Шамарган. И замолк, не
докончив ругательство, наверняка святотатственное и непристойное.
Волкодав не сказал ничего, но, глядя вверх, испытал
жутковатое изумление, почти такое же, как то, что очень далеко от него довелось
пережить Избранному Ученику Хономеру. Задрав голову, всматривался он в
прозрачную вышину, искал знакомые рисунки созвездий… и не находил ни единого!
Он не припоминал подобного даже по Беловодью. Там звёзды
оставались привычными…
– Мы в стране Велимор, – сказал молодой кунс.
* * *
Велимор не Велимор, да хоть вовсе иная Вселенная, –
есть вода, в которую ты угодил, есть впереди берег, есть руки-ноги, значит,
плыви! Думать о том, как именно всё случилось и чем может кончиться, станешь
позже. Когда выберешься на сушу и выжмешь хорошенько портки…
Так рассудил про себя венн и был, конечно, прав.
Глаза его спутников понемногу привыкли к скупому звёздному
свету, но по озеру ходила раскачанная ветром волна, и они всё время
перекликались, чтобы не потеряться. Они не были между собой большими друзьями,
а уж Шамаргану ни Волкодав, ни Винитар ни в малейшей степени не доверяли. Но
даже заяц и волк вместе спасаются во время лесного пожара, и это подтвердит
всякий, выросший в чащах.
Собака между тем продолжала подавать голос, а спустя
некоторое время на берегу затеплился огонёк. Он был очень далёким, но плыть удивительным
образом сразу сделалось веселее. Хотя знать, кого им предстояло встретить на
берегу, было по-прежнему неоткуда.
Потом огонёк, а с ним и звук собачьего лая, стал
приближаться, и вовсе не благодаря усилиям плывших.
– Лодка, – первым определил Винитар. Подумал и
добавил: – Парусная.
– И, конечно, в ней опять твои родственники, –
хмыкнул Шамарган. – По отцу…
Плавал он на удивление хорошо, да и подбитая нога в воде его
явно не беспокоила.
Волкодав, оказавшийся рядом, без лишних слов опустил руку
ему на затылок и притопил.
– Помолчи, – посоветовал он, когда Шамарган
вынырнул и принялся возмущённо отплёвываться. – В третий раз ведь не
пожалею.
Хотел было добавить, что у самого Шамаргана, должно быть, в
родственниках числились змеи и скорпионы, но удержался.
Про себя же отметил, что Винитар никак не ответил на
дерзость и вообще разговаривал словно бы через силу. Это мог быть весьма дурной
знак, и на всякий случай Волкодав стал держаться к кунсу поближе. И,
действительно, вскоре он заметил, что Винитар начал двигаться всё медленнее и
отставать. Он не просил помощи, но Волкодав вспомнил камень, угодивший в спину
сегвану, и про себя удивился, как долго тому удавалось держаться со всеми
наравне. Видно, правду говорят люди, будто никто не сравнится с аррантом в
искусстве болтать языком, с шо-ситайнцем – в науке ездить на лошади, а с
сегваном – в умении плавать. Веннское племя эта поговорка самым несправедливым
образом обошла стороной. Про себя Волкодав полагал, что его народ тоже очень
многое умел делать лучше других, например плести из берёсты, но сейчас некогда
было о том размышлять. Волкодав подплыл к кунсу и молча застегнул на нём
кожаные лямки мешка, пребывавшего доселе за плечами у него самого. Мешок был
жестоко издырявлен пращными камнями, однако в нём лежали карты и книги,
непроницаемо упакованные от влаги, и, судя по тому, как легко плавал мешок,
рыбья кожа внутренних сумок держалась очень неплохо.
Винитар всё вытерпел безропотно и только потом, когда
Волкодав сунул ему в ладонь край своей куртки и велел крепче держать, негромко
спросил:
– Зачем ты это делаешь, венн?
Ответ Волкодава воистину посрамил бы записного насмешника
Шамаргана.
– А затем, – сказал он, – что там, в лодке,
небось впрямь твои родственники. Кто с ними договариваться будет, если потонешь?
Винитар хмыкнул. Волкодав, кажется, первый раз слышал, как
он смеётся. Если это можно было назвать смехом.
* * *
Вот лодка приблизилась, и с неё прозвучал мальчишеский
голос, срывающийся от волнения и восторга:
– Держитесь, братья сегваны! Держитесь, я уже здесь!
Лодка проворно описала полукруг, уронила парус, легла в
дрейф, и за борт полетела толстая верёвка, связанная крепкими петлями – как раз
ухватиться ослабшему в воде человеку. На свободном конце её был прикреплён
большой надутый пузырь, чтобы снасть не тонула.
