Старуха в ответ усмехнулась:
– А ты, верно, надеялся, что меня здесь в первый же год
крысы сожрали?
Молодые воины, никогда не бывавшие на острове Закатных
Вершин, с почтением и даже не без некоторой робости слушали их разговор. Кто
такая Ангран, “одна в горе”, было известно каждому.
– Твой внук… – не особенно связно выговорил Аптахар.
Язык у него всю жизнь был без костей, но тут он просто не знал, с какого боку
начинать объяснять. Столько всего нужно было упомянуть, да всё сразу! И Аптахар
сбивчиво продолжал: – С ним был ещё венн, который… ну, кровный враг. И этот…
паскудник, с корабля сбежал и мешок венна упёр…
– Я знаю, – отмахнулась старуха. – За ними
погнались одичавшие. И загнали в Понор.
– Кто? – переспросил Рысь. Он уже косился на
крышку палубного люка, под которой в трюме сохранялось оружие.
– Одичавшие, – повторила Ангран. – Дети наших
рабов. Я пыталась помочь им остаться людьми, но не совладала. Наверное, так
было предопределено… – Она вздохнула и оглянулась на остров, чтобы негромко
добавить: – Иным в назидание.
Рысь нехорошо прищурился. Ему не было дела ни до назиданий,
ни до предопределений, ни до того, откуда берутся некоторые легенды. Он знал
одно. Кто-то посмел напасть на его кунса. Значит, этот кто-то не должен был
увидеть нового дня. Он уже обернулся к остальным молодцам, благо возле “косатки”
собрались все, кроме дозорных…
– Остановись! – Ангран лишь чуть-чуть повысила
голос, но Рысь так и замер с приоткрытым ртом, на середине начатого
движения. – Какие бы приказы вам ни оставил мой внук, тебя-то никто ещё не
избрал предводителем, – продолжала старуха. – Значит, не тебе и
распоряжаться. Она помолчала, обводя глазами могучих, воинственных, горящих
неутолённой местью парней. Её глаза, серые, цвета осеннего дождя пополам со
снегом, по очереди остановились на каждом, и все без исключения, один за
другим, потупились перед нею.
– Моего внука больше нет здесь, на острове, –
несколько смягчившись, сказала Ангран. – Он ушёл в Понор, и с ним те двое.
– Мы последуем за ними… – тихо предложил Рысь.
– Когда они ушли, Понор завалило, – был
ответ. – Туда больше нет хода. И, вероятно, не скоро будет. И потом, разве
ты бросил бы корабль?
Рысь ещё ниже опустил голову. Корабли, особенно боевые
“косатки”, сегваны не бросали никогда и ни при каких обстоятельствах. Даже
спасаясь от вечной зимы, даже уходя по льду с родных островов – тащили их с
собой на катках.
– Мы встретим моего внука! – провозгласила
Ангран. – Но не здесь. Мы пересечём море и посетим далёкую страну, где я
никогда не бывала. Она называется Саккарем…
Отчего-то ни у кого не повернулся язык назвать её слова
безумным пророчеством. Аптахар лишь спросил:
– Но откуда тебе всё это известно, почтенная?
– Подруга поведала мне, – с той же безмятежной
уверенностью ответствовала Ангран.
– К-какая подруга? – Аптахар тщетно силился что-то
сообразить.
– Та, что иногда приходила скрасить моё одиночество, а
сегодня проводила меня сюда. Я многое узнала от неё и многому научилась.
Только тут воины вспомнили маленькую женщину, что по-доброму
улыбнулась им, а потом как-то незаметно ушла.
– Она вернётся, чтобы отправиться с нами, или нам её
разыскать? – спросил Рысь.
– Не такова моя Подруга, чтобы разыскивать её для
плавания на корабле, – усмехнулась Ангран. – Она приходит, когда
пожелает и куда пожелает, и нет ей надобности ни в парусе над головой, ни в
палубе под ногами.
В другое время и в других устах подобные слова прозвучали бы
как неоспоримый признак безумия. Но только не сейчас и не здесь, в виду трёх
вечно клонящихся к закату снеговых вершин, которым старуха Ангран выглядела
четвёртой и отнюдь не младшей сестрой.
Она взошла, а вернее, восшествовала по мосткам на палубу
корабля и опустила на доски небольшой узелок, содержавший, как поняли мореходы,
её небогатые пожитки, загодя собранные в дорогу. И правда, много ли имущества
нужно женщине, которую ещё двадцать зим назад собственный сын счёл ожидающей
смерти старухой? Запасная рубаха (если только она вообще у неё была, в чём
Аптахар, например, сомневался), да крючок для вязания, да камушек из-под
родного порога…
По приказу кунса Винитара “косатку” не вытаскивали на песок.
На случай возможной опасности она стояла готовая к немедленному отплытию: на
якоре и растяжках, у приглубого берега, где ей не мог устроить ловушку некстати
начавшийся отлив. Уже без дальнейших приказов мореходы принялись отвязывать
канаты, зачаленные за выступы валунов, и снимать с паруса плотный кожаный
чехол, сохранявший его на стоянке от дождя и сырого тумана. “Косатка”
готовилась уходить. Запасы пресной воды были пополнены без промедления, в
первый же день, а что касается пищи – какой же морской сегван, да находясь в
море, когда-либо оставался без пропитания?..
Вот уже затащили на борт и убрали под палубу мостки, обрывая
тем самым последнюю пуповину связи с землёй. Старуха обернулась к берегу и
широко раскинула руки, словно желая обнять.
– Прощай, остров! – громко проговорила она, и
печальное эхо внятно отозвалось на её голос:
“Прощай…”
– Двадцать зим прожила я здесь одна, ожидая возвращения
внука. И, право, не худшими в моей жизни были те зимы…
“Не худшими”, – согласилось эхо.
– Ты поил меня и кормил, ты давал мне силы переживать
утрату друзей…
“Утрату друзей”, – вздохнули утёсы.
– Никогда больше мы не увидимся, мой остров, но ты не
печалься!
“Никогда больше…”
– Исчерпано терпение Небес, и ледяные великаны,
испоганившие твою красоту, скоро пожалеют, что вообще явились сюда!
“Терпение…” – пообещал берег.
Прощание завораживало, и Рысь, не смея мешать, приказывал
людям больше жестами, чем голосом. Корабельщики, привычные во всём полагаться
друг на дружку и в особенности на рулевого, работали молча и слаженно.
“Косатка” подняла парус и медленно двинулась к выходу из заливчика, обратно в
открытое море.
В какой-то миг Ангран приветственно вскинула руку. Мужчины
завертели головами… Там, на уплывающем в прошлое берегу, на высокой скале,
стояла маленькая женщина. Она тоже махала им вслед. Потом всё заволокло
сгустившимся туманом, не стало видно гор, от века господствовавших над островом
Закатных Вершин, и лишь утёс со стоявшей на нём подругой Ангран некоторое время
словно бы плыл в клубящихся серых волнах, сам смахивая на огромный корабль.
Потом заволокло и его. Зато переменился ветер. Причём совсем неожиданно –
потребовалась сноровка, чтобы удержать резко хлопнувший парус, – и так,
как в здешних местах ветру меняться не полагалось. Упорно тянувший несколько
последних дней с юга, он словно бы передумал – и прочно отошёл к северу, снова
становясь попутным для корабля. Ангран неподвижно и молча стояла на носу,
скрестив на груди руки и глядя вперёд. Она больше не оглядывалась. Молодые
мореходы понемногу начинали подбадривать один другого шутками, кормщик Рысь,
оставшись без привычного водительства кунса, напряжённо хмурился, соображая,
как станет прокладывать путь кораблю, добираясь скорейшим способом в далёкую
страну Саккарем, – где, как и старуха Ангран, он ни разу не бывал. На
корабле понемногу начиналась привычная походная жизнь…
