Винитар заметил взгляд Волкодава и криво усмехнулся:
– Раньше мы называли это место Одонь-Талх – Звёздной
долиной… Здесь снеговые воды с гор выходили из-под земли множеством родников, и
в ясные ночи долина казалась продолжением звёздного неба…
Он мог бы добавить, что на Одонь-Талх, обители хрустальных
ключей, никогда не пасся ничей скот. Здесь давали клятвы влюблённые. Сюда
приходили испрашивать благословения люди, чувствовавшие в себе дар
стихотворцев. Наверное, Волкодав, выслушав, согласился бы с кунсом, что так
тому и следовало быть. И, вероятно, даже припомнил бы незабвенную Глорр-килм
Айсах, поднебесную Долину Звенящих ручьёв, не зря называвшуюся священной и
заповедной, ибо, едва не сделавшись полем великой битвы двух непримиримых
племён, послужила она их чудесному примирению, причём не без явного
вмешательства свыше… Но Винитар ничего не рассказал – не довелось. На плечо
Волкодаву шлёпнулся вернувшийся Мыш и принялся топтаться, недовольно
пофыркивая. Венн мельком посмотрел на него и спросил Винитара:
– Кто теперь живёт на твоём острове?
– Значит, и ты заметил, что за нами увязался
Шамарган? – ответил кунс. – Не знаю уж, как он улизнул от моих людей,
а зачем ему понадобилось за нами следовать – и знать того не хочу. Поймаю и…
Он стал прикидывать про себя, что надлежало сделать с
бесстыдным ослушником, не уважившим приказа, но Волкодав покачал головой:
– Не о нём речь. Их много, и мысли у них не самые
дружелюбные.
От “косатки” их с Винитаром отделяло целое утро весьма
упорной ходьбы. Отсюда корабль нельзя было даже увидеть, не то что рассчитывать
на подмогу. С таким же успехом “косатка” могла бы находиться вовсе у другого
берега моря. Винитар не стал затравленно озираться, выискивая врага. Лишь
спросил, усмехаясь углом рта:
– Об их мыслях тоже твой зверёк тебе рассказал?
– Нет. Сам чувствую.
– Раньше, – задумчиво проговорил Винитар, –
ты, насколько я тебя помню, ответил бы как-нибудь так: “Может, и рассказал”…
Изменился ты, кровник.
Волкодав хмыкнул:
– Может, и изменился…
Они почти весело переглянулись и снова зашагали вперёд,
обходя мертвенно-синеватый глиняный наплыв, поглотивший чудо Звёздной долины.
И неоткуда было знать им (а жаль: узнав, оба от души
посмеялись бы), что далеко за морем, измеренным и прёодолённым “косаткой”,
посреди континента, называемого Шо-Ситайном, хорошо знакомый им обоим Избранный
Ученик Хономер боролся с весьма сходными трудностями. Разве что в раскисшей
грязи скользили не его ноги в сапогах, а копыта коня.
Он не был бы Избранным Учеником, предводителем
тин-виленского жречества Близнецов, если бы не умел принимать решения, а потом
вызывать к жизни задуманное, напряжением: духовных и плотских сил давая бытие
небывалому. Постановив самолично осмотреть языческую кумирню, внушавшую столь
недолжное чувство почтения иным собратьям по вере, Хономер, же мешкая долго,
велел единственному оставшемуся здоровым “кромешнику” собрать припасы и десяток
надёжных людей – и двинулся на Заоблачный кряж. Он всегда был лёгок на подъём.
Его караван ничем не напоминал нищий поезд горцев-итигулов,
отбывший туда же несколькими седмицами ранее. Тот и поездом-то едва ли
заслуживал называться: так, несколько мохнатых лошадок с вьюками и одна под
седлом – для старца Кроймала. И пешие дикари. Со своими собаками…
Что ж, пусть двое Учеников, явившие в Кондаре столь
прискорбно малое рвение, путешествуют в убожестве и лишениях, как пристало
вероотступникам – либо опасно приблизившимся к отступничеству и потому
скрывающимся от праведных единоверцев. Он, Хономер, намерен был совершить эту
поездку совсем по-другому. Нет, не то чтобы его пугали ночёвки на пыльных
войлоках, в горских палатках из волос дикого быка, сквозь чёрную ткань которых
просвечивает ночное небо и поддувают стылые ветры. Когда весной они скрытно,
иными дорогами, следовали за Волкодавом, Хономеру доводилось спать и под
открытым небом, на прихваченной последними заморозками земле, и вовсе в седле,
и попросту обходиться без сна. Радетель с юности был привычен к странствиям по
диким краям, где никто не стелил ему тёплой постели и не пёк лепёшек на ужин. И
он отнюдь ещё не стал ветхим стариком вроде Кроймала, чтобы ему на каждом шагу
требовалась забота и помощь. Нет! Дело не в том. Жреческое одеяние Хономера
нынче блистало яркими красками, он был попечителем святой веры в большом
богатом городе, а поскольку Тин-Вилена являлась крупнейшим городом целого
континента, – значит, Хономеру надлежало блюсти дело и славу Близнецов во
всём Шо-Ситайне.
И кому какое дело, что Тар-Айван, расположенный, собственно,
вдвое ближе к Тин-Вилене, чем к тому же Кондару, до сего дня весьма мало
интересовался пастушеским краем, предпочитая обращать свои взоры на куда более
изобильные и причастные к судьбам мира державы: Мономатану, Саккарем, Нарлак,
Халисун…
Хономер твёрдо знал: пробиваться к вершинам жреческой власти
в одной из этих стран – определённо не для него. Лучше быть первым в
Тин-Вилене, чем тридцать первым в Фойреге. Он не помнил, кто это сказал. Надо
будет, вернувшись, отрядить младших жрецов порыться в библиотеке – и непременно
найти.
Хономер очень рассчитывал на нынешнее своё путешествие.
Вероятно, внутренний голос по-своему истолковал бы этот расчёт и скорее всего
объявил бы его неким возмещением за сокрушительную неудачу с Винитаром. Однако
внутренний голос потому и называется внутренним, что никто не слышит его, кроме
нас самих… да и мы-то всего чаще предпочитаем не слушать.
Нынче для Хономера был именно такой случай. Да, он потерпел
неудачу, которую глупо было бы отрицать, и ещё глупее – гнать из памяти,
притворяясь, будто ничего не случилось. Зелье, сваренное Шамарганом, обладало
обрекающей силой. Хономер сам проверил его на двоих никчёмных людишках из числа
городских бродяг и убедился: отрава разила наверняка и противоядия не имела. А
значит, венна давно уже съели морские рыбы… и, вероятно, тоже в свою очередь
отравились. Жалеть тут было, собственно, не о чем, но венн унёс с собой тайну
имени старого жреца, и вот этого Хономер простить ему не мог.
Хотя… прощай или не прощай мёртвому, с него в любом случае
немногое взыщешь. Волкодав пребывал в посмертной обители своей веры – где
именно, Хономер не знал и не стремился узнать, ибо туда не достигал свет
Близнецов, а стало быть, прикосновенному к истине не было ни пользы, ни смысла
в её изучении.
Как и в изучении кан-киро, оказавшегося неспособным служить
распространению веры.
Заблуждения – и свои личные, и всего рода людского –
следовало оставить в прошлом, а самому двигаться дальше. Туда, где ждал чаемый
подвиг, а с ним и награда.
Всё великое, говорил себе Хономер, однажды началось с
малого. Может быть, со временем что-то начнётся и отсюда, из шо-ситайнского захолустья.
А здесь ведал всякими начинаниями только он – Избранный Ученик.
