Сын Людоеда протянул ему, возвращая, его деревянный меч.
Волкодав обратил внимание на то, как он это проделал. Если судьба приводит
передавать меч – всё равно, деревянный или стальной – человеку, которого не
хочется оскорблять, но от которого и неизвестно, чего можно дождаться, меч дают
ему по крайней мере так, чтобы не сумел сразу схватить и ударить: череном под
левую руку. Так поступают все воины. Деревянный меч, очень грозное на самом
деле оружие, покоился на ладонях сегвана рукоятью Волкодаву под правую руку.
Знал ли Винитар, что венн обеими руками владел одинаково хорошо?.. Может, и
знал. Но отдавал меч, как отдают его только старшему или равному, и притом
заслужившему всяческое доверие.
Волкодав поклонился и взял.
– Старейшина беспокоиться начал, – сказал молодой
кунс. – Сыну его давно бы пора возвратиться, а мальчишки ни слуху ни духу.
* * *
К вечеру беспокойство старейшины Атавида переросло в
снедающую тревогу. Молодые сегваны, ровесники Атароха, приготовили лодки, чтобы
с рассветом отправиться на поиски. Пустились бы и прямо сейчас, да боялись
разминуться с ним в темноте, если он всё-таки возвращался. И, главное, было не
очень понятно, где вообще его следовало искать.
– Может, у него ловушки оказались пустыми, –
пыталась утешать Атавида старшая дочь. – Он и перебрался куда-нибудь, где
лов сулил оказаться удачней…
Атавид пробурчал что-то в том духе, что, мол, с сыном он по
его возвращении вот ужо поговорит, да так, что тот пару седмиц потом в лодке
будет грести единственно стоя. Волкодав слушал разговоры сегванов и не
встревал. По его глубокому убеждению, на поиски следовало отправиться уже давно.
И притом с собаками, обученными вынюхивать человеческий след. Они хоть в
тридцать третьей по счёту бухточке на берегу, но рано или поздно что-нибудь да
учуяли бы. И вообще венн исполнился самых скверных предчувствий. Если такой
обязательный и крепкий на слово парень, каким знали Атароха, вдруг пропадает
неизвестно куда, отправившись по пустяковому делу, добром это обычно не
кончается. Но старейшина был всего менее склонен спрашивать мнение гостя, и
Волкодав помалкивал. Милостью Богов, ещё, может, всё обойдётся. Да и, если
подумать, не имели хозяйские тревоги большого касательства до троих перехожих
людей, готовых хоть завтра отправиться с Другого Берега дальше…
Когда совсем сгустились сумерки, у кромки озера разложили
большой костёр. Чтобы Атарох мог увидеть его с воды и вернее направиться к
дому. И ещё затем, что до утра всяко никто не собирался ложиться, а у живого
огня, как известно, коротать ожидание всегда веселей.
Довольно скоро в дальних отсветах появилась остроносая
лодка, и люди с радостными криками побежали прямо в мелкую воду – встречать.
Однако радость длилась недолго. Это оказался не Атарох, а всего лишь
седобородый старик из соседней деревни. Он выбрался из лодки, держа под мышкой
жалобно поскуливающего щенка.
– Я на Земляничный остров ездил за ягодами, там нашёл.
Ещё и в руки дался не сразу, напугали его… Ваш вроде?
Жалко было смотреть на враз помертвевшего Атавида. Уезжая
утром, его сын взял с собой неизменную спутницу, лайку Забаву. И её щенка,
малыша Звонко, оставленного из последнего помёта на племя.
Спущенный с рук наземь, Звонко сперва беспокойно завертелся
на месте: где оно, привычное ощущение уютного и безопасного логова? Куда
приткнуться на знакомом дворе, если рядом больше нет ни мамки, ни хозяина?..
Потом, будто что-то услышав, он насторожил уши и затрусил
прочь от воды. Там, за костром, припав на одно колено, сидел Волкодав. Сидел и
смотрел на щенка, и кое-кто из видевших клялся потом, что глаза у него
светились, отражая огонь. А тень за спиной вздрагивала, вытягивалась и металась,
делаясь временами жутковато похожей на тень сидящей собаки. Подбежав к венну,
Звонко не повалился перед ним на спину, отворачивая мордочку, как обычно делают
щенки, повстречавшие старшего пса. Он привскочил передними лапками ему на
колено и затявкал, глядя прямо в глаза. Оторопело смотревшим сегванам сделалось
холодно: щенок что-то рассказывал человеку, – или не совсем
человеку? – только вчера выловленному из Понора. Волкодав протянул руку,
провёл ладонью по его голове, по ушам… Поднял глаза, вновь блеснувшие звериной
зеленоватой бирюзой, и медленно выговорил:
– Твой сын теперь у Небесного Отца Храмна и у Матери
Роданы, Атавид.
Страшные это были слова и такие, которым человек до
последнего отказывается поверить, оберегая призрак надежды. Но здесь, у костра,
они прозвучали как-то так, что старейшина сразу понял: сказана правда.
Надеяться не на что.
И кто только выдумал дурацкое присловье про беду, которая
“постучалась”-де в дом? Если бы она стучалась, предупреждая о себе и испрашивая
позволения войти!.. Нет, она просто выламывает двери, даже запертые самыми
крепкими засовами: любовью родительской да братской…
* * *
В мире Волкодава и Винитара сегваны, переселившиеся на
Берег, ещё говорили на родном языке, не признавая иных. Но двадцать восемь
разных наименований для разных волн помнили только некоторые старики. Молодые
говорили просто “волна”, хотя раньше такое было немыслимо, да и слова-то,
обозначавшего “волну вообще”, почитай что и не было.
Язык велиморских сегванов не испытал столь прискорбных
утрат. Более того, они упорно именовали свои озёра “морями”, а лодьи
вооружённой свиты своего кунса – “косатками”. Хотя правильнее, пожалуй, было бы
называть их “щуками”. Для плавания среди Малых Островов не требовались большие
корабли, способные противостоять океанским штормам. Да и тесновато было бы им в
узких затонах и извилистых, мелководных проливах. Люди кунса Вингорриха ходили
на узких, вёртких, но при этом довольно вместительных лодках, а настоящая
“косатка” имелась всего одна. Морской народ выстроил её очень, очень давно,
когда кое у кого ещё были мысли вернуться. Но с тех пор, как выяснилось, что
морских Врат, ведущих из Велимора и способных пропустить судно, ещё не
разведано, – её стали тревожить плаванием всё реже. “Косатки” строятся на
века, однако никакой корабль долго не проживёт вытащенным на сушу. Наверное,
злополучная “косатка” так и рассохлась бы в сарае, не видя солнца и ветра. Но
появился юный кунс Вингоррих, и, когда спасённый из озера отрок повзрослел и
люди Малых Островов снова обрели предводителя, да не какого-нибудь, а из
хорошего Старшего Рода, – у “косатки” снова завёлся хозяин. И хозяин, по
общему мнению, очень достойный.
Во всяком случае, Винитар, глядя с подходившей к берегу
рыбачьей лодки, ревниво оглядел стоявший у причала корабль – и не нашёл повода
для придирки.
Остров, где остановился кунс, назывался Шесть Ёлок. Легенда
гласила, что люди, первыми побывавшие здесь в стародавние времена, немало
подивились шести деревьям, росшим из одного могучего корня. Раз нашлось чему
удивляться, значит, ели уже тогда были пышными и высокими. С тех пор миновали
века, и кто сказал, будто ель живёт всего триста лет? Шесть красавиц
по-прежнему лишь посмеивались над снегопадами и ветрами, а подгнивать и
валиться вовсе не собирались.
