Шамарган не просто побледнел. Он воистину взялся дурной
зеленью, точно недозрелое, кислое, гниющее яблоко. По крайней мере так
выглядела его досада для внутреннего зрения Волкодава. Лицедей резко крутанулся
на месте – и бегом бросился прочь через весь торг, чуть не сшибив с ног
лоточника, торговавшего сладостями!
Эврих проводил его глазами.
– Ну вот, – проговорил он огорчённо. И почесал
пальцем левую щёку, хранившую след отболевшего шрама. – Наверное, зря я
так насел на твоего друга… Но что делать, если у меня до сих пор вся голова
чешется, как вспомню Агеробарба и колдовской огонь, которым он спалил мне
половину волос… и навряд ли ограничился бы волосами, не вмешайся некая
спасительная сила… – Встряхнулся и спросил: – Так мне что теперь, ждать, что он
подберётся ко мне и отраву в пищу подсыплет?..
Волкодав пожал плечами.
– Шамарган когда-то поклонялся Смерти и вправду может
быть очень опасен, – сообщил он арранту. – Но я не думаю, чтобы тебе
следовало прятать посуду или надевать под одежду кольчугу… – Про себя он
полагал, что в случае чего это всё равно не поможет. – В прошлый раз он
решил назвать себя сыном Торгума Хума и тоже страшно оскорбился, когда мы ему
не поверили. Однако, как видишь, мы до сих пор живы. Вряд ли он употребит свои
умения тебе на погибель… Скорее всего через некоторое время он вернётся и
сделает вид, будто ничего не случилось. Так оно вскоре и произошло.
* * *
Волкодав искренне обрадовался, увидев, что спутники (или
теперь по примеру Эвриха уже следовало говорить – друзья?..) купили для него
крупного серого жеребца боевой сегванской породы. Саккарем есть Саккарем: на
рынках великой купеческой державы возможно найти совершенно всё, чего ни
пожелает душа. И особенно на таком торгу, как чирахский!
Венн краем глаза перехватил искоса брошенный взгляд Винитара
и понял, кого следовало благодарить за эту покупку. Но вслух выразить свою
благодарность он тогда не успел, потому что пригляделся к коню, которого
молодой кунс облюбовал для себя.
Этот жеребец явно приехал в Чираху из ещё более дальних
мест, нежели доставшийся Волкодаву. Вороной красавец родился в степях
Шо-Ситайна. Об этом говорили все его стати, чуть горбоносая голова и в
особенности отлив шерсти, отсвечивавшей на солнце не калёной стальной синевой,
как у других пород, а глубоко запрятанным огнём золотого расплава, в память о
прародителях, сотворённых шо-ситайнскими Богами из напоённого солнцем южного
ветра. Жеребец смирно стоял рядом с новым хозяином и всё трогал носом его
локоть, так, словно после долгого пребывания у чужих и непонятных людей вновь
попал к другу.
– Не умеют они здесь с шо-ситайнцами обращаться, –
гладя тёплую, необыкновенно нежную морду, со скупой гордостью проговорил
Винитар. У него когда-то был боевой конь тех же кровей, незабвенный золотой Санайгау.
Не сразу нашёл он подход к норовистому зверю, раз за разом отвергая предложения
конюхов “обломать” диковатого и непослушного скакуна. Даже выучил десятка три
слов на языке Шо-Ситайна, полагая, что жеребца могут обрадовать речи родины…
Зато теперь мало нашлось бы таких, как он, знатоков заморской породы. И, когда
сегодня на торгу он подошёл к этому вороному, тот мигом почувствовал руку
истинного охотника – и смирился, почти тотчас решив довериться этому человеку.
– Нет худа без добра: по дешёвке достался, –
хмыкнул Шамарган. – Дурноезжий<Дурноезжий – о коне: неприятный и
ненадёжный в езде, в частности склонный привыкать к одному всаднику и
противящийся иным седокам. >, сказали. Лютует, прям страсть! А с кунсом – ну
как есть котёнок…
Но Волкодав уже не слушал его. Счастливая встреча с Эврихом
заставила его подзабыть обычную настороженность, неизменно предупреждавшую:
если сразу случается подозрительно много хорошего – наверняка жди беды! Что
поделаешь, как бы ни любила смертных людей Хозяйка Судеб, не может Она всё
время красить Свои нитки лишь в весёлые и радостные цвета. Стоят у Неё наготове
и горшочки со скорбными, померклыми красками. Это закон, перед коим даже Ей
остаётся только склониться…
И в отношении Волкодава этот закон доныне ещё не давал
промаха.
– Сергитхар… – тихо позвал венн, до последнего желая
надеяться, что обознался. Конь ведь не собака; мало ли на свете вороных
шо-ситайнцев, долго ли принять одного за другого?.. – Серги, Серги…
Жеребец насторожил уши, негромко фыркнул и потянулся
навстречу знакомому голосу.
– Во дела!.. – непритворно восхитился Шамарган, и
даже у невозмутимого Винитара поползли вверх брови. – Да ты-то, венн,
откуда в лошадях понимаешь?..
– Где вы взяли этого коня? – хмуро поинтересовался
Волкодав, почёсывая Сергитхару доверчиво подставленный лоб и голову между ушей.
В лошадях он разбирался не намного лучше, чем в плавании под парусом, но не
узнать знакомого коня – всё-таки грех. Хотя тот действительно не собака.
– Там распродают имущество одного человека, –
указал рукой Шамарган. – Преступника. Он обокрал хозяина, к которому
нанялся на работу. На такой распродажде никогда дорого не запрашивают, только
этот конь и оставался, потому что к нему никто не мог подойти.
Вот тут Волкодав понял, что справедливое равновесие
жизненных красок ни в коем случае не будет нарушено. За радостный проблеск в
судьбе придётся платить в полной мере, да кабы ещё не с лихвой. Уж что-что, а
дыхание навалившегося несчастья он распознавал сразу. И безошибочно.
* * *
Нет на свете народа, у которого предательство доверявшего
тебе человека не считалось бы худшим из преступлений… Это лишь немногим
простительней, чем расправа над гостем или измена вождю, которому поклялся
служить. Ну а на чём держится наём работника, если не на определённом доверии?
Оттого Боги всех народов земли очень не жалуют вороватых
работников, когда те оканчивают свои дни и оказываются перед загробным судом.
Ну а нетерпеливые люди обычно не ждут, когда такой работник удостоится
божественной справедливости, и по своему разумению вершат над ним правосудие
уже здесь, на земле. И нет причин полагать, что их суд бывает слишком мягким и
сердечным.
Распродажей имущества приговорённого распоряжался седьмой
помощник вейгила, проворный и словоохотливый старичок. Собственно, кроме
норовистого коня, кое-какого оружия и двух смен одежды, распродавать было особо
и нечего. Когда Волкодав, Эврих и Винитар подошли к нему, он как раз кончил
считать вырученные деньги и привесил бирку на кошелёк для отсылки в казну, и
слуга уже поднимал с земли его раскладной стульчик, вырезанный, по
саккаремскому обыкновению, из одного куска дерева.
– Да прольёт Богиня дождь тебе под ноги,
почтенный, – поздоровался Эврих.
– И тебя да взыщет Она в жаркий день тенью, а зимой –
кровом и очагом, – приветливо отозвался седьмой помощник. Было видно, что
появление Эвриха обрадовало его. – Что привело в этот скорбный угол нашего
рынка славного Лечителя наследницы Агитиаль?
