– Эх, – Клещ подхватил клюку и, яростно хромая,
сам повёл Мордаша за ворота. Прошагал с ним по тин-виленской дороге несколько
сот шагов через луговину до леса, почему-то вспоминая, как встретил здесь того
странного чужака… Возле первых сосен Клещ остановился. И гулко хлопнул
оглянувшегося пса ладонью по боку: – Беги!..
Мордаш несколько раз подскочил на месте, отрывая от земли
все четыре ноги, точно щенок, которого выпустили гулять… Последний раз ткнулся
мокрым носом в хозяйскую руку, как поцеловал. И зарысил прочь по дороге –
ровно, уверенно, неутомимо.
– Возвращайся… – пробормотал старейшина внезапно
осипшим голосом. – Возвращайся скорее…
И заковылял обратно к деревне, чувствуя себя сиротой.
* * *
Винитар даже начертил ущелья на разглаженной сапогом глине,
чтобы всем было понятней. Волкодав увидел перед собой нечто вроде паутины,
составленной из очень равномерно расположенных борозд и слегка закрученной
посолонь. Венн про себя удивился, обнаружив, что рисунок пробудил некие
воспоминания. Он приказал себе вспомнить и стал слушать кунса, перестав думать
об удивившем его, и, как обычно бывало, очень скоро воспоминание само
толкнулось из глубины. Перед умственным взором возник весьма сходный рисунок на
песке и длинный палец Тилорна, указывающий на один из загнутых рукавов: “Вот
так выглядит со стороны скопление звёздных миров, где нам выпало жить. В нём
мириады солнц… Их так много, что они образуют течения и вихри, подобно
частицам, увлекаемым бегущей водой. С той только разницей, что это
величественное движение, измеряемое веками. Вот здесь находится твоё солнце. А
вот моё…”
Подумав о межзвёздных пространствах, Волкодав опять вдруг
припомнил чёрную глыбу с её хвостом загустелых воздухов, летящую в пустоте, ту,
что привиделась ему, когда он медленно приходил в себя от Шамарганова зелья. Он
смотрел на рисунок, сделанный Винитаром, и ему впервые пришло на ум наложить
подобную рукавчатую спираль, только очень большую, на карту своего мира.
Поместив центр её чуть севернее границ Саккарема. Туда, где тремя мёртвыми
клыками высились Самоцветные горы. И рядом с ними млела Долина, круглая и
неестественно тёплая, согретая той болезненной теплотой, какую можно ощутить,
если сдуру запустить палец в воспалённую рану…
Как-то легли бы на такую карту известные ему Врата в
Беловодье и Велимор, если бы соединить их между собой?..
Палец Винитара воткнулся в самую серёдку нарисованной
паутины, оставив глубокую вмятину:
– Вот Понор. Мы пройдём мимо и выйдем к морю вот здесь.
По крайней мере раньше здесь всегда был проход.
– Тогда надо идти, – сказал Волкодав. – Вряд
ли мы выскочим незамеченными, но они ждут подмоги, чтобы обложить нас уже как
следует. Вряд ли стоит нам дожидаться, пока ещё охотники подойдут.
Вместо “охотники” он едва не сказал “людоеды”. Язык, правду
молвить, чесался. Да и Винитара, вполне возможно, уже посетили сходные мысли. О
том, что на острове его отца завелись людоеды. Иначе, как насмешкой судьбы, и
не назовёшь!.. Причём справедливой насмешкой. Волкодав не стал ничего говорить.
Им следовало спасаться, а не репьи друг другу в шкуры метать.
Винитар не стал его спрашивать, откуда он знал, что охотники
выжидают. Поверил – и всё. Кивнув, он развернулся на корточках (ибо только так
и можно было угнездиться под кровом каменного “шалаша”) и гибким движением, не
распрямляясь, выметнулся вон, достигнув следующего валуна. Он волей-неволей
должен был идти первым, показывая дорогу. Мыш, сидевший на плече у Волкодава,
на всякий случай сорвался вдогонку. При этом он играючи, даже с ленцой,
увернулся от камешка, прилетевшего из чьей-то пращи и весьма опоздавшего
попасть в Винитара. Вероятно, для Мыша полёт камня выглядел медленным и не
казался опасным. Люди, увы, не были одарены подобной стремительностью чувств.
Они невольно отшатнулись, когда камешек размером с дикое яблочко звонко цокнул
в скальный гранит и раскололся, оставив беловатую звезду на месте удара. В тело
попадёт, небось мало не будет… Шамарган даже буркнул чуть слышно, вероятно живо
представив, как это произойдёт. Волкодав про себя оценил быстроту выстрела и
подумал, что Шамаргану придётся туго, ведь появления следующего прыгуна будут
ждать. Да ещё нога…
– Сможешь так? – спросил он лицедея, кивнув в
сторону выхода.
Шамарган сперва молча кивнул, потом попробовал пройтись на
корточках, как Винитар, и сейчас же, охнув, свалился. Камень, пущенный убить,
ударил вскользь и не сломал ему ногу, помяв только мышцы и, должно быть,
оставив над коленом здоровенный синяк. В горячке погони лицедей сумел подняться
и довольно быстро бежать, но за время передышки нога распухла так, что стала
тесной штанина. В ней билась тупая боль, невыносимо взорвавшаяся от движения.
Всё же Шамарган опять приподнялся, перевалившись с колен на пятки. Он понимал,
что речь шла не об испытании мужества, а о жизни и смерти. Стоило вспомнить
улыбки облизывавшихся людоедов, и боль сразу становилась терпимой. Тем не менее
лицо у него побелело так, что было видно даже сквозь грязь. В таких случаях
говорят – как мука, и всем это понятно, хотя мука у каждого народа своя. Если
иметь в виду ржаную, как Волкодав, зрелище применительно к человеку получалось
малоприятное. Этакая синюшная сероватость. Оставаясь на корточках, Шамарган
сделал шажок. Потом ещё.
– Двадцать лет, – сказал он Волкодаву. –
Всего двадцать лет!.. Отцы, может, даже грамотные кое-кто был… Одно поколение…
Почему?
– Давай мешок, – сказал Волкодав. Шамарган
обречённо посмотрел на него снизу вверх. Так, словно Волкодав, в котором он уже
попривык видеть товарища по несчастью и даже защитника, вдруг вознамерился
покинуть его на верную смерть. Венн не удивился. У Шамаргана забирали мешок, и
ему казалось, что у него отнимали последнюю защиту от камней. А если бы ему
оставили поклажу, он решил бы, что его приговорили погибнуть под её тяжестью,
отнимающей быстроту движений. Всё правильно.
– Они ждут следующего, – просовывая руки в
плетёные лямки, сказал Волкодав. – Пойду я, потому что в меня им не
попасть. Прыгай сразу, как только камни ударят, пока они не перезарядили пращи.
Его прыжок в самом деле сопроводил град визжащих камней, от
которого Шамарган вряд ли увернулся бы даже без мешка и со здоровой ногой, а уж
в нынешнем своём состоянии, да нагруженный, – и подавно. Один булыжник
прошёл у Волкодава по волосам, другой глухо впечатался в многострадальную кожу
мешка. По счастью, тот был исключительно прочным, хорошей работы, –
изделие мастера Вароха, обитавшего теперь в Беловодье. Закатная пора жизни
мастера выдалась очень счастливой – он жил среди друзей, радовался взрослению
славного внука, – и, должно быть, поэтому творения его рук неизменно
приносили удачу. Что ножны для Солнечного Пламени, что вот этот мешок… Волкодав
влетел за валун, где ждал его Винитар, и оглянулся, и почти сразу ему под ноги
кубарем вкатился Шамарган. Лицедей прокусил губу от боли, страха и непомерного
усилия, к которому пришлось принудить все мышцы, больная нога скорее напоминала
не часть тела, а отдельное, живущее своей жизнью существо, но всё же он в
точности выполнил замысел Волкодава и теперь силился отдышаться, понимая
только, что жив. За ним, снаружи, вновь зло провизжали камни, не нашедшие
добычи, и, щёлкая, заскакали, отлетая от каменных углов и постепенно
успокаиваясь.
