– Дальше во-он туда, – показал рукой Винитар.
Он ничего не прибавил в том духе, что, мол, ещё две-три
перебежки – и всё, мы в безопасности. Словами о безопасности утешают мирных
людей, для которых переделка вроде теперешней – испытание за гранью мыслимого.
Позже, оставшись в живых, они, может быть, с удовольствием припомнят пережитое
и даже похвастаются, но пока это – дурной сон, от которого хочется пробудиться
как можно скорее. А не пробудиться, так хоть уцепиться за кого-то более
сильного и поверить, что он непременно вытащит тебя и спасёт. Да ещё загодя
уверит, что будет всё хорошо. Воина не требуется утешать. Воин хочет знать
правду. Даже если она состоит в том, что враг, вполне вероятно, лучше знает
ходы-выходы обледенелых ущелий, а значит, впереди, там, куда они с таким трудом
прорываются, вместо спасения может ждать засада. Подоспевшая подмога, на
которую, по словам Волкодава, уповали охотники. Засада и камни, летящие прямо в
лоб из-за той самой скалы, за которой ты чаял укрыться…
Шамарган воином не был. Но, чего-то ради увязавшись за ними,
вздумал быть среди воинов равным. Вместо этого, как и следовало ожидать, уже
стал обузой и сам это понял. Значит, пускай боится и терпит. Назвался груздем –
полезай в кузов. Взялся за гуж – не говори, что не дюж…
К следующему валуну они рванулись все трое одновременно.
Винитар и Волкодав подхватили под руки Шамаргана и почти перенесли его под
прикрытие утёса. Новую перебежку осуществили ещё хитрее. Винитар кинулся в
одном направлении, а Волкодав с Шамарганом мгновение спустя – в другом, куда и
было им нужно. Потом кунс к ним присоединился, потирая ушибленное плечо.
Ушибленное не камнем из пращи, а об землю – пришлось броситься “рыбкой”, не
очень глядя вперёд. Дальше отвлекать взялся Волкодав. До отказа пустив в ход
своё чутьё, он выскочил на открытое место, потом сделал вид, будто испугался, а
может, не рассчитал сил – и заметался, пытаясь вернуться назад. Но заметался не
просто так, а в отчётливом соответствии с намерениями обрадованных людоедов. В
крепости у Хономера он каждый день упражнял и оттачивал своё восприятие, но
чуточку поотвык от настоящей опасности и от того, как она обостряет все
чувства. Теперь ему казалось, что раньше он очень неуклюже уворачивался от
стрел и отбивал их мечом. Он почти уподобился Мышу, легко ускользавшему от
летящих камней. Снаряды из пращей, вертясь, проносились там, где он был
мгновение назад… Винитар с Шамарганом успели уйти далеко, он достиг валуна,
из-за которого выскочил, и разыскал своих спутников по следам.
– Ты… танцевал, – сказал ему Шамарган. Глаза у
него были круглые. Волкодав про себя отметил, что лицедей стал двигаться
проворней и легче. Кажется, жестоко ушибленная нога у него “расходилась”
мало-помалу. Так бывает, когда тело своим нутряным знанием осознаёт, что
спокойно отлежаться ему всё равно не дадут, – надо работать, и оно, хочешь
не хочешь, работает. Да и разгоняет при этом вцепившуюся было немощь.
Вновь настала очередь Винитара, и, Волкодав сперва усмотрел
в его действиях некое соперничество с собой. Потом, правда, он понял, что
ошибался. Молодой кунс вскочил на обломок скалы и торжествующе закричал,
привлекая внимание. Мигом полетели камни – чего-чего, а этого добра здесь было
в избытке, нынешние охотники на людей были не из тех, у кого могут в одночасье
кончиться стрелы. Винитар вращал меч, уберегая ноги увёртками и прыжками.
Танцевать на виду у врага он умел уж всяко не хуже, чем венн. Удирая вместе с
Шамарганом, Волкодав краем глаза проследил за его пляской, и у него даже ёкнуло
сердце. Нет, этот танец весьма мало напоминал пляску обречённого на качающейся,
готовой опрокинуться глыбе… и всё же подобное зрелище, да под сенью трёх
склонившихся гор в розовом вечно-закатном снегу ну никак не могло быть
случайным. Волкодав за руку втащил Шамаргана за скалу, указанную Винитаром.
Сегванский вождь появился спустя считанные мгновения и досадливо бросил наземь
измочаленные остатки меча.
– Я дурак, – сказал он. И пояснил: – Ты обманул
их, а я посмеялся над ними, и они это поняли.
Волкодав сперва решил промолчать, ибо не видел толку
размазывать нечто такое, что и так споров не вызывает. Но потом всё же сказал:
– Ты кунс. Ты с честными врагами биться привык…
И вовремя закрыл рот, уберёгшись добавить: “…не как я – со
всякими людоедами…”
* * *
Самое смешное, что глупость, сотворённая Винитаром, пошла
беглецам даже на пользу. Деревяшка, исковерканная несчётными ударами камней, ни
на что уже не годилась, и дальше её не потащили – оставили лежать на земле.
Волкодав лишь коснулся её на прощание ладонью, потому что это было изделие его
рук. И ещё потому, что это был всё-таки меч, служивший до конца и погибший, как
подобало мечу. Впрочем, весьма скоро выяснилось, что самую последнюю службу меч
при расставании с ним только ещё готовился сослужить. Очередной раз
устремившись вперёд, трое с удивлением обнаружили, что камней в них почему-то
не мечут, зато сзади громко раздаются вопли и визг зверей, схватившихся над
некоей очень ценной находкой. Беглецы не стали тратить время на размышления,
что бы это могло означать, – просто кинулись дальше, предводительствуемые
Винитаром. Так совпало, что, завернув за очередной обломок скалы, сегван сразу
повёл их сквозь неширокую трещину. Лаз оказался до крайности неудобным,
наполовину засыпанным галькой, перемешанной с грязью, одолевать его пришлось на
четвереньках, а где и ползком, увязая и скользя. Однако потом отвесные стены
раздвинулись, и глазам предстало узкое, равномерно изгибавшееся – точь-в-точь
как на рисунке Винитара – ущелье. Его дно покрывала вода. Сотни ручьёв сбегали
по склонам и просто падали вниз, дробясь на лету. Их питали близкие ледники,
громоздившиеся наверху. Должно быть, ущелье не превратилось в озеро только
оттого, что где-то был сток. Волкодав огляделся, в который раз пробуя
представить себе, как всё здесь выглядело в прежние дни – зелёный мох,
папоротник, роскошный от постоянных водяных капель, цепкий шиповник,
заполонивший солнечные места… Да, здесь было очень красиво. Теперь Волкодав никакой
красоты кругом не усматривал, потому что, по его глубокому убеждению, её
нипочём не могло быть там, откуда ушла жизнь.
– Дерево, – вдруг сказал Винитар. – У них
совсем нет дерева, но они не забыли, что это такое. И грызутся над щепками, как
другие над золотым кладом.
Они не стали даже пытаться заметать след, ибо это было всё
равно бесполезно, и двинулись вперёд по колено в воде. Шли настолько быстро,
насколько могли, – ещё и потому, что вода, заливавшаяся в сапоги, была без
преувеличения ледяной. Станешь мешкать, и можно дождаться, что ноги онемеют и
перестанут работать. Вода была мутная, в ней приходилось ощупью нашаривать
крупные камни, да и те далеко не всегда оказывались надёжной опорой. Плавный
изгиб ущелья не давал видеть, куда они, собственно, идут. Оставалось лишь
верить, что где-то там был поперечный проход, которым Винитар выбирался некогда
к морю…
– Может, ещё что-нибудь оставим? – тяжело дыша,
спросил Шамарган. – Такое, чтобы их отвлекло?..
– Тебя, например, – хмыкнул Винитар. – Вот уж
это их надолго задержит. Да и тебе поделом встало бы…
