Хотя, скорее даже не так.
Меня поглотила Гордыня.
.
Он стоял в проходе к тому тупичку, где мы устраивали привал. Стоял уже довольно долго. Похоже, мой вопрос что-то в нем всколыхнул, и я не представляла, хорошо это или плохо. Но подойти и сделать что-нибудь я не решалась. Так мы стояли несколько минут, неподвижно, в полном безмолвии. А потом…
— Толья…
Меня словно ударили током. Не кареглазая, не зверушка, не милочка. Мое имя, настоящее, которое я не слышала уже много месяцев. Я подняла руку к глазам и на пальцах остались влажные потеки.
— Да? — Скорее всего он услышал в моем голосе дрожь, но мне было плевать. Я не верила, что это может повториться снова, здесь, но он все-таки сказал:
— Мне жаль.
Глава 19
23 число месяца ящерицы 1454 года империи.
Дорогой дневник, сегодня у меня был день рождения. С утра пришли гости, ребята, которых я пригласила из школы, взрослые знакомые мамы и папы, кто-то тоже с детьми. Мне подарили кучу подарков! Но самый лучший подарил, конечно, папа. Настоящий лук! Маленький, но все-таки настоящий. Взрослые мне потом сказали, что я баюкала его словно ребеночка, а потом долго смеялись. Ну и пусть говорят, что хотят, это мой день рождения и я делаю что хочу.
Конечно, вместе с луком был и колчан со стрелами. Ненастоящими, тупыми, с круглой шишкой на конце, чтобы не больно было, но я все равно была очень рада. Три раза я даже попала в других ребят, но они ничего не сделали, все-таки это был мой день рождения.
Потом был праздничный торт. Он был большим, красивым, и очень вкусным, мама отрезала мне огромный кусок и потом долго смеялась, когда я испачкалась в креме. А я так люблю кушать, потом слизывать со щек то, что осталось — самое вкусное.
Вечером, когда почти все гости ушли, мы с мамой и папой сели на диван и просто сидели молча, обнявшись. Это было очень приятно.
Но, дорогой дневник, я обещала доктору, что буду писать в тебя все, а не только хорошее. А доктор, я знаю, сумеет понять, если я что-то не напишу. Так что мне придется тебя расстроить.
Потом, когда мама и папа уже уложили меня спать, я встала пописать, и услышала из комнаты мамы и папы громкие голоса. Они спорили, кричали. Я никогда не видела папу таким, он был злым. Мама плакала, говорила что-то про время. Дорогой дневник, ты знаешь слово “Уделять”? Я не знаю, но мне кажется, что это что-то нехорошее.
Я слушала как они ругаются и заплакала. Я знаю, я обещала тебе не плакать, но тут не сдержалась. Мама и папа услышали и тут же замолчали. Мама снова заплакала, на этот раз еще сильнее. Папа попытался ее схватить, но она вырвалась и выбежала из комнаты. Я ее звала, но мама пробежала мимо меня дальше, вниз по лестнице.
Папа вышел следом. Он не плакал, но мне почему-то казалось, что ему бы это не помешало. Я спросила его, куда пошла мама, и он ответил, что не знает. Он присел на корточки и обнял меня. И сказал:
— Мне жаль.
4 число месяца медведя 1460 года империи.
Дорогой дневник. Что я хочу сказать. Все мужики — козлы.
Кай меня бросил. Ведь у нас с ним все было так хорошо, мы гуляли, ходили в театр, даже целовались! Не так, как мне рассказывала Эва, без языка, но в губы. Это было так приятно… а тут взял и бросил.
И главное, как бросил! Послал ко мне мою же подругу, к которой же и ушел, гадина. Было видно, что Ните дико неудобно. Я ее ни в чем не обвиняла, уже знала, что она понятия не имела обо мне и Кае. Во всем был виноват этот ублюдок, прости меня за такие слова, дорогой дневник, но иначе не скажешь.
Мы долго сидели на кухне и просто молча пили чай. Зашел папа, но, видимо, почувствовав неловкость и важность момента, поспешил уйти. Разрыв с матерью его сильно подкосил, это было видно. Он поседел и словно бы стал ниже. Или это я так выросла за последние годы? Но от того я любила его только сильнее.
Нита поперхнулась чаем и закашлялась. Я поспешила к ней, постучать по спине, но вместо того, чтобы просто поблагодарить, она бросилась ко мне на шею и разревелась.
— Толья, ты такая сильная! — Так она сказала. Хотя я не чувствовала ничего такого. Наоборот, мне хотелось забиться куда-нибудь и тоже поплакать. — Как ты можешь вот так спокойно сидеть со мной? Вы же встречались!
Я ей объяснила, что она ни в чем не виновата, но она продолжала рыдать. Сказала, что бросит Кая и больше никогда не будет с ним общаться, что он не стоит меня и я не должна по этому поводу расстраиваться. А потом сказала:
— Мне жаль.
2 число месяца рыси 1465 года империи.
Дорогой дневник. Меня не приняли в академию. Папа будет очень расстроен, я ему пока не сказала. И что самое обидное, дело было не во мне. Я была второй на подготовительных курсах и даже при том конкурсе, что они проводили, должна была попасть в десятку счастливчиков.
Вот только вмешалась непреодолимая сила. Деньги. Даже в моем детстве мы не купались в роскоши, а сейчас и подавно. Папа начал сдавать, ему скоро шестьдесят, а он пьет почти каждый день. Старые раны, нанесенные ему матерью, видимо, все-таки проявились спустя почти десять лет. Хорошо хоть ему хватает силы духа, чтобы не пропускать работу, любимое дело поддерживает в нем огонек. Но платят ему все меньше и скоро нам придется начать использовать старые накопления. Хотя, теперь я сама могу пойти работать, раз с академией не срослось.
Да, академия. Академия и деньги. Я, если честно, не сильно вникала в эти внутренние тонкости, но в общих чертах о ситуации знали все, кто хоть иногда выходит на улицу. Академия переживала не лучшие времена и ради инвестиций ей пришлось принять на бюджетные места детей богатых аристократов, которые по той или иной причине не прошли отбор в элитные классы. А потому по-настоящему бюджетное место осталось только одно.
И Тит получил его честно. Несмотря на все мои старания, я не могла не видеть, что он старался втрое больше. Его семья была по-настоящему бедной, куда беднее нас, и Тит отдал всего себя на то, чтобы поступить в академию, получать стипендию и в итоге стать офицером имперской армии. Так что ему это место было к тому же нужнее.
Однако, когда мы прощались перед его отправкой, он раскрыл рот и сказал это самое:
— Мне жаль.
23 число месяца ящерицы 1469 года империи.
Дорогой дневник… пишу в тебя впервые за много месяцев.
Мой папа сегодня умер. Он не приходил в сознание последние три недели, едва позволяя кормить себя с ложечки. Я заперла все окна и двери и угрожала луком всем, кто стучал и просил впустить. Таких людей было совсем немного.
Последние месяцы были для меня настоящим адом. Папа медленно умирал, а все, кто этим интересовался, хотели только получить свои долги. Мы и правда много и многим задолжали. Когда папа заболел впервые, я ушла с работы и стала его сиделкой. Хозяйка, добрейшая тетка, пообещала, что сохранит за мной место и я смогу вернуться, когда папа поправится.
