Даша утирала красный нос платочком и, хлопая влажными ресницами, смотрела не на следователя, а на маму.
Мама, Анастасия Семеновна (округлая и крепенькая, словно белый гриб), стояла, опираясь задом о комод, и, скрестив перед могучей грудью загорелые руки, сурово глядела на дочь. В большой квадратной комнате витал дух подозрительности и репрессий, Дарья явно чувствовала себя виноватой. Но каяться в присутствии родительницы не собиралась так же безусловно. Пугливо ерзая глазами, свидетельница-врушка стояла на своем. Рассказ составляла из продуманных и заученных коротких фраз: «Лара пришла в половине восьмого. Мы попили чаю, поболтали. В начале десятого я проводила ее до калитки, и она ушла».
На этом — все. Если не считать нюанса: Стас подозревал девушку в том, что та старается вызвать у себя обморочное состояние и снова в него юркнуть. Спрятаться от въедливого гостя в забытьи, под прикрытием кусочка ваты, смоченного нашатырным спиртом.
«Лукавишь, детка, — разглядывая изворотливую белобрысую особу, думал сыщик. — На этот раз не выйдет».
— Анастасия Семеновна, — обратился сыщик к маменьке, — я хотел бы поговорить с Дашей наедине. Вы не могли бы нас оставить? Мне придется касаться интимных подробностей жизни Лары, и Даша будет откровеннее в приватном разговоре. Вы понимаете, да?
Анастасия Семеновна молча расплела замок из мускулистых рук. Отлепила зад от комода и поступью надзирательницы богоугодных заведений промаршировала к выходу из гостиной. Прошла до входной двери, сняла с крючка широкополую панамку и вышла на улицу. Молча и не оборачиваясь.
«Суровая мадам», — подумал Стас и уже с некоторым сочувствием поглядел на ее обмякшую дочь. Едва за маменькой закрылась дверь, Дарья перестала пучить очи, опустила их долу и принялась крутить в руках измусоленный платочек.
— Даш, — доверительно заговорил майор, — я уже знаю, что в тот вечер Лариса пошла берегом.
Девушка бросила на Гущина испуганный взгляд и замерла. Как и ее мать, Дарья была молчуньей, и это стало неожиданностью для майора, после разговора с Кнышевым представившего Дарью говорливой изворотливой персоной. Но та, оказывается, предпочитала обороняться, уходя в молчание. Что, впрочем, действовало даже лучше, поскольку исключалась вероятность запутаться во лжи.
— Даш, Лару в тот день видели на реке, — желая подтолкнуть свидетельницу к правде, обманул майор.
— Кто? — хрипло выдавила Дарья.
— Не важно. Главное, что видели, как она пошла по берегу. Скажи… почему ты нас обманула?
Девушка вновь опустила прозрачные от слез глаза и всхлипнула.
— Ну-ну… — приободрил сыщик. — Я уже знаю, что Лара курила…
— Откуда?! А вы маме не скажете?! — тут же перепугалась девчонка, умоляюще взирая на следователя.
— Зачем мне это? — пожал плечами Гущин. — Я только что попросил твою маму выйти. Все, что ты скажешь, останется между нами, обещаю. Ответь: Лариса всегда летом по берегу ходила или редко?
Дарья утерла нос ребром ладони, немного отвернувшись, поглядела на занавешенное прозрачным тюлем окно.
— Когда хорошая погода — всегда.
— А она тебе не говорила, может быть, она с кем-то собиралась встретиться после работы?
— Нет-нет, — мелко затрясла головой девушка. — Я тогда правду сказала — Ларка домой пошла! Ни с кем не собиралась встречаться!
— А парень у нее был?
— Нет.
— Но может быть, Лариса была в кого-то влюблена?
Подруга погибшей невразумительно повела плечом.
— Значит, была, — разгадал пантомиму сыщик. — Ларисе кто-то нравился.
— Ну, типа… да. — Селезнева опустила голову, сплела из платка жгут и намотала его на указательный палец. — Но это все так… не всерьез.
Сыщик наклонился, постаравшись заглянуть в лицо свидетельницы, и вкрадчиво спросил:
— А кто ей нравился, Даша?
— Да не знаю я!
Девушка отпрянула назад. Откинулась на спинку дивана и, в точности как мать, скрестила руки на груди, зажав под мышкой пальцы.
— Ой ли, Даша? Мне показалось, у нас начался откровенный разговор.
— Да у нее то один на уме, то другой! — пылая щеками, выкрикнула Селезнева. Потом опомнилась и добавила: — Был.
— Даша, — не отступал майор, — мне очень важно знать, кем была увлечена Лариса. Сейчас твоя откровенность уже ничем ей не навредит… К кому нам еще обращаться, раз ты — лучшая подруга?
— Да не знаю я ничего! — вспыхнула свидетельница и, вскочив с дивана, заходила по просторной гостиной вдоль мебельной стенки, где под каждой вазочкой и статуэткой лежала белая ажурная салфеточка. — Сегодня у нее один на уме… был, завтра другой! — Четко определив покойную подругу как влюбчивую мечтательницу, Дарья продолжила конкретно: — Раньше она по Мишке Львову сохла, потом этот Влад появился… Или вот еще придет и скажет: «Сегодня на меня старший Львов так смотрел, так смотрел…» — Дарья, не договорив, плаксиво покривилась и махнула рукой.
— Дмитрий Михайлович как-то по-особенному смотрел на Лару? — негромко, стараясь не спугнуть, поинтересовался сыщик.
— Да вы чё? — вытаращилась на Гущина девчонка. — Вы чё?.. Дмитрий Михайлович… на Ларку? Да ей вечно все мерещилось! — пригвоздила усопшую лучшая подружка. — У нее со школы так: то один в нее втюрится, то другой втрескается…
— А на самом деле?
Дарья тонко улыбнулась, подняв вверх один уголок губ.
— Понятно, — кивнул сыщик. — Воображаемые ухажеры. Даш, а Лара всегда к тебе после работы заходила?
— Вечером? — уточнила девушка. — Вечером — нет. У нее папка строгий, если вовремя с работы не придет, ездил встречать. Или звонил. Мог даже хозяйке позвонить. А на фига Ларке это надо было? Чтоб батя звонил и шорох наводил. Она с работы — домой.
— Но в прошлую пятницу Лариса завернула к тебе. Почему?
— Ну так она освободилась раньше. С Сергеевной поцапалась и ушла в половине восьмого.
«Опаньки! — опешил сыщик. — Львова в день убийства поругалась с горничной?!» Раньше это не всплывало в свидетельских показаниях о последнем вечере Ларисы. Стараясь ничем не выдать особенного интереса, Гущин попросил Дарью уточнить:
— Лара тебе рассказывала какие-то подробности о ссоре с Евгенией Сергеевной?
— Да нет. Сказала: «Эта старая кошелка опять ко мне цеплялась». — Смущаясь, что повторяет чужой эпитет, Дарья отвела глаза.
— «Опять»? — въедливо уцепился сыщик. — У них что, часто случались ссоры?
— Да что вы! — горячо возмутилась девушка. — Евгения Сергеевна отличная тетка! То есть женщина. Ларке такая хозяйка — за счастье!
— Тогда почему она сказала «опять»? — резонно поинтересовался Гущин.
— Ну, может, она и не так сказала, — вспоминая вечер пятницы, задумалась Дарья. Но вскоре воскликнула: — Да нет! Ларка точно сказала: «Эта… опять цеплялась».
