— Что скажешь, Стас? — глядя на смешную таксу, спросил начальник. — Согласен нас прикрыть?
Вопрос Коростылев составил грамотно. Показал, что Стасу будут многие обязаны. Но Гущин еще пребывал в растерянности — просьба отдавала бредом, следователь, находящийся на больничном, не имеет полномочий, чего бы там ни обещал начальник. Стас опасался, что его положение будет выглядеть довольно-таки глупым: ни два ни полтора, как говорится.
— Я подумаю, Толя, — поглаживая ноющее колено, кивнул майор.
— Некогда думать, Стас. Если ты завтра не приедешь к Львовой, она возьмет главное управление на абордаж. Ей-богу, возьмет! У нее на нервах мозг переклинило.
— Ты ж говорил, что баба умная, — напомнил Гущин.
— Так баба же, — невесело отрекся шеф.
— А чего она своих дочек за границу не отвезет? Дума на каникулах, весь август впереди, съездили б куда-нибудь позагорать, поплавать. Я вообще, честно говоря, не понимаю: если Львова так боится за дочек, то почему оставляет их жить в поселке? Разве у них городской квартиры нет или денег на заграницу не хватает?
Подполковник отмахнулся:
— В городской квартире ремонт. Из-за границы они недавно вернулись.
— Ну так отправила бы их куда-нибудь еще! И сама б там пожила!
Анатолий Николаевич развернулся к майору всем телом и сердито выпалил:
— Слушай, чего ты на меня наезжаешь, а?! Я сам ей о том же намекал, но она отрезала: «Не могу. По личным обстоятельствам». Вот приедешь к ней и сам лично об этом спросишь, раз такой умный! Может, «львицу» на печалях родимого электората заклинило! Может, она думает: «Своих детей запрячу, а как же дети избирателей?!»
Гущин покривился:
— Не юродствуй, Толя. Все это дичь какая-то несусветная.
— Дичь не дичь, а уезжать она не хочет. Хочет жить в своем поместье в безопасности, и это ее право.
— Наверное, действительно имеются серьезные причины, — задумчиво глядя на подбегающую с прутиком Зойку, пробормотал майор.
Коростылев наклонился и, не дожидаясь, пока Маргаритовна положит поноску к его ногам, вытянул прут из пасти обескураженной таксы и снова зашвырнул его в кусты. Потрясенная человеческой беспардонностью такса посидела, подвигала рыжими бровями и неспешно поковыляла за прутом. Забава, по ее мнению, получилась скомканной, мимо собачьих правил.
Обтирая о бедро руку, испачканную об исслюнявленный Занозой прут, подполковник требовательно спросил:
— Стас, скажи мне прямо: ты согласен или я зря приехал?
— На раздумья времени нет?
— Нет, — признался подполковник. — Сегодня я должен сообщить о твоем согласии… или несогласии. — Коростылев просунул руку в наружный карман папки, достал визитку и протянул ее коллеге: — Вот контакты Львовой. Можешь сам ей позвонить и отказаться. Она ждет твоего звонка.
Гущин поглядел на прямоугольную картонку и покривился:
— Господи, ну почему же я-то?!
— Есть такая профессия, Стас, и есть такое слово — надо.
— Министерские портфели прикрывать?! Давай не будем путать божий дар с яичницей!
Анатолий Николаевич искоса поглядел на горячившегося друга, но в дискуссию вступать не стал. Гоняя по обширному лбу морщины, он с полминуты глядел на веселых собаководов и их жизнерадостных питомцев, двигал губами, как будто пережевывал кислятину и горечь.
— Как же я устал сегодня… — признался, сгорбившись. Опустил левую руку и погладил по спине вернувшуюся без прута фон Маргаритовну.
Печальный человек и огорченная потерей игрушки собака с пониманием смотрели друг на друга. Маргаритовна сочувственно лизнула свисающую руку подполковника юстиции.
Картина общей скорби заставила майора устыдиться. Слов нет, начальник угадал, когда предположил, что Гущин «ошизел» без любимой работы. Майор мечтал вернуться в свой уютный кабинет и приступить к работе…
Но чтобы так? Внезапно. В непонятном статусе…
Кем видит нетрудоспособного следователя Гущина влиятельная депутатка? Мальчиком на побегушках? Служивым для битья? Как сложатся их взаимоотношения?
И не сделают ли Стаса крайним в случае чего?
Деликатно подбирая выражения, майор донес эти мысли до подполковника. Тот легким шлепком по холке отправил Занозу обратно к кустам и пораженно поглядел на собеседника:
— Гущин, каким «крайним»? Ты ж, так сказать, на вольном выпасе — с тебя взятки гладки. Тебя пригласили — нет, уговорили! — погостить, ты добровольно помогаешь коллегам…
— Я могу ознакомиться с тем, что накопал Мартынов за два года?
— Конечно. Игорь будет ждать тебя завтра утром, все подготовит. Львова, кстати, обещала прислать за тобой машину, до Игнатово тебя довезут.
Станислав усмехнулся:
— Все продумали, да?
— На том стоим, дружище. Готовим сани летом, а спиннинги зимой.
Стас помолчал, снова открыл папку и, вынув оттуда фотографию-акцент, спросил:
— Только у этой жертвы отрезан кусок одежды? Или он начал забирать что-то из одежды и у других?
— Только у этой, — подтвердил Коростылев. — У девушки не было сережек, предполагаем, что он взял кусок материи на память.
— Он мог взять поясок или пуговицу, — поднимая лицо от фотографии, задумчиво проговорил майор.
— Водяной любит поиграть с ножом, может быть, резать ткань ему было приятно.
— Или на ткани остались биологические следы.
— Следы? Шутишь? Вода б все смыла.
— А орудие прежнее — медицинский скальпель?
— Да.
Гущин крутил в руке фотографию-акцент. Подполковник, внимательно наблюдая за задумчивым приятелем, улыбнулся:
— Захватило, да?
— Захватило, — согласился Гущин. — Я по маньякам и немотивированным преступлениям не люблю работать, но тут…
— Тут помощь твоя требуется, — подбил итог Коростылев. — А ты без дела засиделся. Все, Стас, один к одному складывается.
Гущин вздохнул, с сомнением поглядел на визитку мадам депутата:
— Звонить?
— Звони!
Коростылев уехал, майор и такса медленно брели домой. Набегавшаяся, присмиревшая Маргаритовна едва не утыкалась носом в землю и почти волокла по тротуару уши. Гущин рядом волок трость.
Внезапно он остановился.
— Поедешь со мной в Игнатово маньяка ловить, а, Зойка? Компанию составишь? Там все-таки природа, общество…
Такса, чихнув, мотнула головой. Майор решительно достал из кармана мобильный телефон.
Львова, с которой он беседовал десять минут назад, отозвалась мгновенно:
