— И сколько Максу стукнет?
— Семнадцать! — Янина подняла вверх горсть кисточек, как будто восклицательный знак поставила. — Самый возраст для первого романа.
— Надеюсь, не в стиле Монтекки и Капулетти?
— Скажете тоже…
Переговариваясь и посмеиваясь, Янина собрала мольберт, сыщику позволила нести только пустую баночку и двинулась к гостевому дому.
— Пойдемте, Стас. Мама говорила, что вы не смогли с кофемашиной совладать, буду вас учить.
— Премного благодарен, — поддержал ироничный настрой сыщик.
На кухне избушки разговор продолжился. Янина больше говорила, сыщик больше слушал. Художник-реставратор рассказала о своей работе, о житье в Италии… О бывшем муже — ни слова. Табу.
Послушная хозяйке кофемашина нафыркала две чашечки эспрессо, Янина приготовила бутерброды с колбасой и сыром, полубоком села за стол напротив Гущина. Поглядела на жадно жующего сыщика и замолчала.
У Стаса снова появилось ощущение, что Янина напрашивается на разговор. Ей необходимо выговориться, рядом только близкие люди, с которыми девушка почему-то не захотела откровенничать, но подвернулся сыщик. Как случайный попутчик в купе. Причем умеющий профессионально слушать исповеди, так почему бы нет?
Стас отложил в сторону надкусанный бутерброд и, чуть подавшись вперед, поинтересовался:
— Вы хотели меня о чем-то спросить, Янина?
— Да, — не стала отнекиваться депутатская дочь. — Скажите, что во мне не так? Скажите, почему ко мне вечно притягивает напористых мужчин?! Я что… такая беззащитная, меня легко сломать, завоевать? Или мой вид говорит о том, что я нуждаюсь в помощи?
Гущин наклонил голову набок, выпятил нижнюю губу, подумав, сам задал вопрос:
— Вы намекаете на Влада? Он чересчур вас опекает?
Янина распахнула глаза:
— Опекает?! Да он прохода не дает! Не понимает, что мне нужно отдохнуть, опомниться, я только-только развелась с таким же павлином! С таким же самовлюбленным нарциссом!
«Обаньки, как Владу прилетело. Евгения, кажется, совсем не понимает дочь. Женя думает, будто Янине нужна компания, ей нужно отвлечься и переключиться… Возможно, судит по себе, так как сама недолго выдержала вдовство. Но Янине хочется другого — тишины и одиночества».
Гущин сочинил на лице сочувственную гримасу и причмокнул:
— Признаюсь, дорогая Янина… с этим вопросом вы не по адресу. Ко мне самому притягивает исключительно напористых женщин. — Стас вспомнил свою нравоучительную жену. — Ей-ей, Янина. Я сам в таких же вопросах барахтаюсь.
— Да ладно. — Янина недоверчиво отклонилась назад. — Вы сами… пострадавший?
— Терпила, — используя профессиональный сленг, уныло кивнул сыщик. — В полный рост. Видели бы вы мою бывшую… она всех ваших ухажеров за пояс заткнула бы. Одним махом.
Девушка пристально поглядела на правдиво кислого майора, прыснула… И через несколько секунд уже хохотала.
В том, что Янина необычайно смешлива, сыщик убедился в первую минуту их знакомства. Сейчас, глядя на смеющуюся девушку, подумал: «Ну надо ж, как бывает… Такой исключительной девушке и так исключительно не везет. Но, впрочем, чего ждать от мужчин? Кто, будучи в своем уме, такую женщину пропустит?»
Легкая грустинка, появившаяся на лице майора, заставила Янину извиняться сквозь смех:
— Простите, Стас, простите… Я, честное слово, не хотела вас задеть! Просто в моем восприятии вы никак не монтируетесь с потерпевшими. Вы, — Янина немного успокоилась, — весь такой основательный, серьезный… — Не удержавшись, художница вновь прыснула. — С собакой…
Вспомнив свое появление с таксой под мышкой, захохотал уже и Стас.
* * *
Время пролетело незаметно, и к этому штампу больше нечего добавить.
Наверное, не раздайся от ворот гудок подъехавшего автомобиля, сыщик и художница просидели бы за кофе до ночи. Когда Янина, услышав звук клаксона, вздрогнула, то так беспомощно и растерянно поглядела на майора, что у того невольно сжалось сердце. И это снова штамп. Но что лучше банальностей способно передать известное всем настроение?
Время пролетело. Девушка подскочила, и сердце сжалось. Все.
Янина махнула рукой на прощание и исчезла. А Гущину захотелось закурить. И хотя это желание выступало определенным симптомом выздоровления, мысль о сигарете Гущин придушил.
От внезапно навалившейся тоски-печали его спасла приехавшая из магазина Заноза, таки вспомнившая о хозяине. Загавкав за входной дверью, фон Маргаритовна рвалась проведать.
Гущин лежал на кровати, закинув руки под голову, и смотрел в побитый дробью потолок. В ногах уютно посапывала фон Маргаритовна, думать о работе не хотелось. В мысли постоянно вмешивался образ хохочущей девушки. «Этого еще не хватало, — ворчал на себя сыщик. — Стас, ты офонарел?! Влюбился?!»
Во сне негромко тявкнула Заноза, хозяину почудилось — насмешливо. Майор перевернулся на бок и стал смотреть в фанеру. Пригласят ли его сегодня на ежевечерние посиделки, сыщик не знал, но был готов к забвению. Дима решительно настроен, не исключено — попросят чемоданы собирать. Как извинение подарят тазики и мешок корма для собак крупных пород. Огромный мяч в пупырышках, правда, вчера отправился в водное путешествие в сторону Заборья… «Но мячик мы и сами купим», — чуть раздраженно подумал сыщик и услышал тихие шаги за дверью.
— К вам можно? — постучав, спросила Аня.
Стасу показалось, что девочка пришла в основном за таксой. Но приглашение на ужин и ее хозяину досталось.
Застолье проходило в усеченном варианте. После вчерашних треволнений Анфиса прихворнула, и, как доложил ее старший сын, забежавший на минутку, Глеб с трудом фиксировал жену в постели, дабы та не сорвалась на посиделки, остался ее сторожить.
Влад выглядел счастливым. Янина встретила его в отличном настроении, тот, разумеется, отнес это на свой счет и искрометно фонтанировал. Майор старался пропускать мажора взглядом, поругивал себя смущенно: «Старый болван! Опомнись!» Спасаясь от внезапно навалившейся беды, Гущин пытался переключиться на анализ обстановки. Исподволь поглядывал на мрачно молчаливого Дмитрия и отмечал, что Евгения ведет себя ровно и обходительно, подкладывает гостю лучшие куски. «Похоже, Дима ничего не рассказал жене и не пожаловался, — неторопливо размышлял жующий сыщик. — Остыл к ее возвращению. Да и о чем, собственно, рассказывать? О том, что я подозреваю шантаж? Тут ведь в грешках молодости, не исключено, пришлось бы сознаваться».
Но Дмитрий, кажется, все-таки оттаивал. Через полчаса он стал поглядывать на Гущина вроде как с примеркой: можно ли следователю довериться? Поговорить или помалкивать в тряпочку…
«Авось дозреешь сам, — постановил майор. — Получится себя уговорить на откровенность или придумать убедительную ложь, придешь сегодня. Не дозреешь, сам завтра помогу». Гущин неплохо расшифровывал такие вот задумчивые взгляды подследственных, они всегда предшествуют какому-либо сдвигу — в сторону лжи или откровенности. Но дело, так или иначе, получает развитие. Тут главное — не поторопиться, не спугнуть!
