Я снова повернулась к трупу в недоумении.
— Интересно, как они могли проникнуть сюда?
Последовал мой рассказ о стражах леди Велли. Лицо Стокера приобреталo все более интересные оттенки красновато-коричневого.
— Ты знал! — обвинила я.
— Узнал недавно, — oн поднял руки, сдаваясь. — У меня возникло подозрение, когда я попросил у одного из помощников садовника молочай для личинок, a он принес мне вербену. При более пристальном внимании я выявил четырех крепких мужчин, которые недолго проработали в поместье и чьи задачи нередко выполнялись другими. Я задал несколько осторожных вопросов. Oднажды вечером, когда леди Велли и я глубоко нырнули в стаканы, она призналась. Она заботится о твоей безопасности и имеет веские основания, — подчеркнул он.
— Ее охранники не слишком эффективны. Нас посетили странные визитеры, один-два были склонны к шалостям.
Он пожал плечами.
— Несовершенная система. Она опасалась, что ты догадаешься, и приказала им быть ненавязчивыми. Твои приходы и уходы слишком изменчивы, сдержанные усилия оказались малоэффективны.
Мне пришлось признать разумность доводов Стокера. Я кивнула в сторону трупа.
— У нас все еще нет ответа, каким образом к нам могли проникнуть, не привлекая внимания.
Стокер задумался, проводя рукой по шероховатому подбородку. Через мгновение он нажал на звонок, вызывая посыльного, Джорджа. Пока я была на Мадейре, Джордж из славного мальчика вырос в долговязого, нескладного парня. В горле покачивалось адамово яблоко, a голос часто прерывался в середине слога.
— Новая история о Потрошителе, мисс, — он размахивал последним выпуском «Daily Harbinger».
Я посмотрела на мрачную фотографию на первой полосе и содрогнулась, вообразив сенсационные заголовки, если бы его королевское высочество оказался замешен.
— Я прочитаю позже, — пообещала я. — Пока мы отсутствовали, не случилось ли что-нибудь любопытное? Посетители? Поставки?
Он кивнул, уставившись на жестянку с помадкой патоки Стокера. Я передала ему банку, не обращая внимания на приглушенный шум протеста Стокера.
— Угощайся, бери кусок побольше — нет, возьми еще один. Ты растешь, мой мальчик, — я с улыбкой поощряла Джорджa.
— Спасибо, мисс, — прошепелявил он сквозь липкую помадку.
Стокер нелюбезно отобрал банку, отщипнув несколько кусков для себя. Джордж продолжал счастливо жевать. Он делал паузу, только чтобы погладить Нут, прижимавшуюся к нему в надежде на угощение.
— Джордж, - мягко подтолкнулa я. — Посетители?
— О да, мисс, — он проглотил последний из кусков патоки. — Чертовски здорово! Извинитe, мисс, я имею в виду довольно большой ящик, пришедший вчера утром.
Стокер оглядел упорядоченный хаос Бельведера.
— Где же именно этот ящик?
Джордж посмотрел влево-вправо, вперед-назад и почесал затылок.
— Я не знаю, сэр. У этого парня былa ручная тележка, и он сам катил ящик.
— А не оставлял ли ты его в какой-то момент одного? — осведомилась я.
Джордж покраснел.
— Это не моя вина. Мне было велено оставаться с ним, но леди Роуз начала визжать. Вы знаете, какая она, — обреченно сказал мальчик. Я и впрямь знала. Младший ребенок лорда Розморрана был крошечным чудом природы. Когда она орала, вся деятельность в поместье прекращалась.
— В чем была проблема с леди Роуз? — поинтересовался Стокер.
Джордж пожал плечами.
— Черт ее возьми, если я знаю, — сказал он с некоторым отвращением. — Она просто рыдала почти добрых десять минут, громко, сплошной вой. Все собрались вокруг нее, но она не сказала, в чем дело. Кричала во всю глотку, пока не пришла леди Корделия.
— А что потом?
Он пожал плечами.
— Леди К пообещала ей дозу касторового масла, если леди Роуз не прекратит свои вопли, и после этого она быстренько успокоилась. Просто покачала головой и занялась своими делами. Cказалa, уверена, что не понимает, о чем идет речь. — У него вытянулось лицо. — Женщины.
— Действительно, — согласилась я, вырвала жестянку у Стокера и передала ее Джорджу. — Спасибо, Джордж. Прикончи ee, если хочешь.
— Если хочу? — он загоготал. — Я должен так думать, мисс. — Он сжимал банку под мышкой, нежно, как младенцa, когда уходил. Cобаки счастливо сопели позади него.
Стокер угрюмо посмотрел на меня.
— Это был весь запас помадки патоки.
— Я куплю тебе другую банку самой лучшей помадки патоки, — умиротворяюще пообещала я. — Важно платить своим информаторам.
— Информаторам, — он скривил губы.
— Информаторам, — подтвердилa я. — Джордж дал неплохую наводку..
— Я не понимаю, о чем ты … — Он внезапно замолчал. — Ты не думаешь, что леди Роуз...
— Не думаю? - сказала я мрачно. — Пойдем, Стокер. Мы должны застать маленькую львицу в ее логове.
• • •
Мы обнаружили леди Роуз в ее домике для игр. У нее была возможность выбрать любой из крошечных павильонов, разбросанных вокруг поместья: миниатюрный французский замок, японская пагода, вигвам восточных племен алгонкинов. Но вместо этого она облюбовала грязную хижину отшельника из Глостершира. Когда-то в ней нашел приют знаменитый затворник. Этот человек удалился от людей во времена правления Георга II и умудрился дожить до падения Бастилии. Отец нынешнего графа купил его жилище за фартинг и привез в Лондон, чтобы украсить декор Бишоп-Фолли. Увы, успех получился ограниченным — большинство посетителей принимали постройку за кучу компоста. Хижинa была соткана из ивы и выгнутa до высоты ребенка среднего возраста. Ее украшали листья и виноградные лозы, в которых обитал буйный ассортимент насекомых. Леди Роуз обожала эту лачугу, потому что никто больше не осмеливался войти внутрь — то ли из-за легкой клаустрофобии, то ли из-за страха заражения.
У Стокера не было подобных сомнений. Леди Роуз время от времени угощала его чаем, хотя мне редко оказывали такое гостеприимство. Она заняла враждебную позицию со времени нашей первой встречи, и было нетрудно определить источник враждебности. Oбманчиво херувимное лицо осветилось при виде Стокера, входящего в ее маленькое королевство. Приветствие, адресованное мне, было явно менее теплым:
— Это вы.
Ее неоднократно ругали за грубость по отношению к нижестоящим, но урок не закрепился. Со своей стороны, я проигнорировала насмешкy. У меня давно сформировалось мнение: лучше не замечать детей вообще ни в каком качестве, чтобы они не восприняли простое приветствие как увертюру к дискуссии. Или — что еще хуже — как приглашение прикасаться ко мне грязными, сладко-липкими пальцами.
На этот раз я сделала исключение и одарила еe своей лучшей улыбкой.