— Дальше, — холодно сказал комиссар.
— Я дал ей бренди, — всхлипнул парень, — и отвел домой… к ней домой! Откуда ж мне было знать!..
— Фамилию, имя, место проживания, — Бреннон достал блокнот и карандаш. — И ее адрес.
* * *
— Не повезло, — мрачно заключил комиссар. На окне хозяйки пансиона всколыхнулись занавески, и Натан спиной ощутил сверлящий подозрительный взгляд. — Она не могла тут остаться, раз забеременела.
Правила пансиона для девиц миссис Остин были строги — девушка могла снимать комнату только до тех пор, пока оставалась девушкой. Хильдур Линдквист выставили за дверь сразу же, едва ее положение стало заметным. Миссис Остин, крючконосая худощавая дама из бывших, была сурова и непреклонна — никаких распутниц и развращенных женщин. Куда направилась ее бывшая постоялица, миссис не знала и гордо сообщила с имперским акцентом, что надеется никогда не узнать. С таким трудом найденный след был вновь утерян; а кроме того, Натан угрюмо подумал, что для одинокой девушки без денег и родни это вполне могло стать последней каплей.
— Кто знает, — буркнул он, — если бы хоть кто–то ей помог — может, утбурда бы тут и не было.
— Может, — согласился Лонгсдейл. — Но и хозяйку нетрудно понять — каждый второй мужчина воспринимает такие пансионы как свои охотничьи угодья, а девушек защищает только репутация. Достаточно одной паршивой овцы, чтобы бросить тень на всех.
Бреннон остановился и смерил консультанта долгим взглядом.
— Вы все так рассуждаете, верно?
— Мы? — удивился тот.
— Вы, имперцы. Каждая жертва сама виновата в своем несчастье.
— Я этого не говорил, — успокаивающе ответил Лонгсдейл. — Я только пояснил, чем руководствуется миссис Остин.
— В этом вы все, — презрительно сказал Бреннон. — Рассуждаете о всеобщем благе и руководствуетесь доводами разума. Зато теперь благодаря этому по городу шляется голодный утбурд, и я так понял, что он будет жрать, пока еда не кончится.
— Ну, иногда они впадают в многолетнюю спячку…
— Если бы был хоть кто–то, — процедил комиссар, — хоть кто–то один, кто отходил бы Киннана палкой при первой же попытке…
Пес ткнулся мокрым носом в ладонь Натана и затрусил рядом. Бреннон на ходу ерошил густую рыжую гриву. Уже стемнело, и фонарщики зажигали фонари вдоль улиц. Под ногами поскрипывал снег, и Натан снова задумался о методах утбурда. Пансион находился неподалеку от озера, и останься Хильдур здесь, ничто не помешало бы ему явиться за ней.
— Думаете, она убила его из отчаяния?
— А от чего бы еще? — буркнул Бреннон.
— Мало ли причин, — сказал Лонгсдейл. — Она ведь пыталась вытравить плод. Может, она не настолько невинная жертва, как вам хочется думать. Утбурды не появляются просто так. Для этого нужна достаточно сильная ненависть.
— Этого мы не узнаем, пока не найдем мисс Линдквист. Вас ничего не смущает в жертвах?
Пес шумно втянул носом воздух.
— Нет. А должно? — озадачился консультант.
— Никто не сопротивлялся, — задумчиво произнес Натан; они остановились на холмике, с которого открывался вид на полого спускающийся берег Уира и белую гладь самого озера. — Кроме священника. А ведь он был вооружен всего лишь золотой цацкой да Библией.
— Ну, не совсем цацкой…
— Вы же сами говорили, что в кресте нет никакой силы, чтобы отпугнуть тварь. Ну разве что отец Тайн сам в эту силу верил. И то ему не помогло.
— Вы говорили, что атеист.
— Угу.
— Как вам это удается?
Бреннон удивленно обернулся. Консультант в раздумье смотрел на озеро.
— Вы знаете о той стороне, о том, что умершие иногда возвращаются, об утбурде, в конце концов — и как вам удается все еще не верить хотя бы в существование души?
— Э… кхем… — замялся комиссар, который никогда не вдавался в такие глубины. — Я как–то… При чем к этому крест?
— Дело не в истовой вере, — мягко пояснил Лонгсдейл, — ведь она присуща и религиозным фанатикам. Дело в том, что человек, державший крест в руке, воплощал в себе те качества, которые крест олицетворяет, и это позволило ему в определенной степени наделить ими эту игрушку.
— Чего?!
Лонгсдейл повторил и ни разу не запнулся. Бреннон застыл. Как солнце, перед ним вспыхнуло озарение.
— Боже мой! — прохрипел комиссар, схватившись за голову. — Боже мой!..
— Что такое? — взволновался консультант. — Вам дурно?
— Идиот! — зарычал Бреннон и вырвал руку, на которой Лонгсдейл пытался нащупать пульс. — Мы все идиоты! Отец Тайн не пытался отбиться от утбурда! Он защищал от него кого–то! Он стоял, подняв руки, и в одной был крест, а в другой — Библия! Вот так! Так, когда пытаются закрыть кого–то собой!
— Но кого? — ошеломленно спросил Лонгсдейл.
— Хильдур, — отрывисто бросил Натан и ринулся вверх по улице, к департаменту. — Хильдур Линдквист!
— С чего вы взяли?
— Сейчас поймете. Ходу, ходу!
— Но куда…
— Почему утбурд так и не нашел Хильдур?
— Э… Н-ну, возможны варианты…
— Потому что это она подобрала Библию отца Тайна. Библию с реликвией, которая отпугивает эту тварь!
— И что? — неуверенно спросил консультант; он не отставал, хотя Бреннон почти бежал; пес вырвался вперед, как будто знал, к чему так стремится комиссар.
— Куда могла пойти девушка, беременная, без средств, без крова над головой? К священнику! Отец Тайн патронировал несколько приютов, и я уверен, что один из них — для одиноких женщин. Господи! Каким же надо быть идиотом, чтобы не догадаться!
— Но кто вам скажет, какими приютами занимался отец Тайн? В такое–то время!
— В рапорте Галлахера есть все адреса, — отвечал Натан и бросил мрачный взгляд на небо. Оно уже налилось глубокой, до черноты, синевой. Над озером таяла тонкая полоса заката.
Ночь на 20 ноября
Дом стоял на отшибе, словно старался держаться подальше от остальных. Серые стены, черная крыша, выкрашенный белой краской забор из штакетника. Бреннон, сунув руки в карманы, хмуро смотрел на пару окон, горящих на третьем и первом этажах. В нагрудном кармане у него лежал ордер на арест Хильдур Линдквист, подозреваемой в детоубийстве.
— Когда войдем — перекрыть все выходы, — коротко бросил комиссар и дернул за колокольчик у калитки.
— Есть, сэр, — прогудел Двайер.
В щель между штакетинами Бреннон увидел, как открылась дверь сторожки, и на утоптанную в снегу дорожку ступила старенькая привратница. Послышались тяжелые шаркающие шаги.
— Ктой–то там? — глухо раздалось из–за калитки.
