— Вам — это кому?
— Таким, как я.
— Конкретней, — процедил комиссар.
— Но я не могу ответить, — мягко сказала Валентина. — Вы придумали для нас столько имен, и я уже не знаю, что значат для вас эти слова и каким из них мне назваться.
— Просто объясните, кто вы. До меня дойдет, я понятливый.
Миссис ван Аллен поднялась, подошла к окну и распахнула створки. Рядом росла рябина, Деревце затрепетало и потянулось к Валентине всеми ветвями, обвило ими ее руку, словно длинными гибкими пальцами. Снег у корней стаял и водой ушел в землю. На ветках, которых касалась вдова, распустились крохотные почки и раскрылись темно–зелеными листочками.
— Я — это они. В земле и в воде, в траве и в листве, в горных лугах и в лесах — все это я. Везде моя часть.
Деревце прильнуло к ней, будто хотело обнять, а Натан вместо мороза ощутил тепло.
— Вы сердитесь на меня, — с нежностью шепнула вдова. — Я знаю. Простите меня, но я не могла вам сказать. Разве вы поверили бы?
— Так, значит, никакого мистера ван Аллена? — глухо спросил комиссар. — Никакого адвоката по уголовным делам? Кто же тогда ваши дети? Они вообще ваши?
— Они люди, — ответила Валентина, — потому что человеком был их отец. Виктор ван Аллен, адвокат. Почему вы в это не верите?
— Но… Но зачем?! — в смятении воскликнул Бреннон. — В смысле, зачем вам… если он был просто человеком, то ради чего же вы… то есть такая, как вы… зачем таким, как вы, просто человек?
Валентина отвела глаза и выпустила веточки дерева. Рябина с шелестящим вздохом выпрямилась.
— Он знал. Знал и все равно не отказался.
«А разве я бы отказался?» — горько подумал Натан. Разве смог бы отпустить, не запирая в человеческом теле, как в клетке, другое существо? Другое, настолько другое, что и представить нельзя…
«А ради меня, Валентина? — едва не спросил он. — Ради меня вы бы согласились жить в клетке?»
— А я так и не смогла, — вдруг совсем тихо добавила миссис ван Аллен. — Ни уберечь, ни защитить… Он погиб во время нашего побега из Меерзанда.
Бреннон закрыл окно. Он хорошо понимал, когда следует заткнуться и молчать.
В гостиную вернулась ведьма с подносом чая, печенья и сливок; за ней шел пес, а за псом, на почтительном расстоянии — консультант. Он остановился за освещенным камином полукругом, настороженно глядя на Валентину. Она тоже заметно подобралась, как кошка при виде собаки. Хотя тут было еще что–то — комиссар шкурой ощутил исходящую от вдовы неприязнь, словно само присутствие консультанта было для нее чем–то вроде скрипа гвоздя по стеклу. Валентина вернулась в кресло перед камином, Лонгсдейл отступил еще дальше во тьму. Натан развернул свое кресло так, чтоб следить за этими двумя. Джен разлила по чашкам чай и опустилась на пол у ног Валентины. Пес вытянулся поперек ковра, мордой к вдове, разложив хвост по ботинкам комиссара.
— Зачем вы сюда пришли? — начал Бреннон.
— Из–за ифрита. Я больше не могу его сдерживать.
У ведьмы вырвался восхищенный вздох.
— А раньше могли? — заинтересовался комиссар.
— Не очень, — призналась вдова. — Зимой я намного слабее. Но он, по крайней мере, знал, что я здесь, и опасался.
— Опасался вас?
Миссис ван Аллен скромно кивнула.
— Но что вы можете ему сделать? Его же нельзя убить, как мне тут сообщали.
— Меня тоже, — сказала Валентина так, что Натан вздрогнул. — Будь сейчас весна, я бы превратила его в ничтожную призрачную тень, и он это знает.
— А изгнать? Изгнать обратно можете?
Вдова покачала головой:
— Я не властна над тем, что за пределами этого мира.
— Портал лежит между той стороной и этой, — подал голос Лонгсдейл. — Он часть этого мира и той стороны одновременно.
Комиссар поразмыслил.
— Значит, вы утверждаете, что ифрит избегал охотиться так часто, как ему нужно, потому, что боялся вас?
— Утверждаю, — с улыбкой сказала Валентина.
— Тогда почему он съел Фаррелов?
На лицо вдовы легла тень.
— Я не смогла вмешаться, — тихо ответила она. — Зимой я очень быстро устаю.
— От чего?
— Я пыталась защитить остальных.
— Остальных? — не сразу уловил Бреннон. — Кого остальных?
— Остальных людей. Они приходили в мое кафе…
— Вы, — медленно произнес комиссар, — заманивали людей в свое кафе, чтобы защитить их от ифрита?
Вдова кивнула, и Натану тут же вспомнились не иссякающие толпы посетителей в «Раковине». Они буквально осаждали кафе с утра до ночи, и полицейские жаловались, что привычные кофе и обеды надо вырывать с боем.
— Каждый, кто входил в кафе, ел мой хлеб и пил мою воду, уносил на себе мою метку.
— Как клеймо на скотине, — заметил Бреннон. — Чтобы волк знал, кого нельзя трогать.
Пес недовольно шлепнул его хвостом. Валентина залилась слабым румянцем.
— Вы носили такое же, когда бились с упырями!
Бреннон уловил в ее словах упрек, и его кольнула совесть. В конце концов, она же пыталась им всем помочь.
— Это вы помешали Джейсону Муру и отцу Грейсу довести ритуал до конца.
Голос консультанта раздался над ухом так неожиданно, что комиссар едва не уронил на пса чашку с чаем.
— Да, — с достоинством произнесла миссис ван Аллен. — Я надеялась, что напугала их достаточно сильно. Но, к сожалению…
— Вы напугали? — переспросил комиссар. — Вы напугали этих двоих? — он поднялся и навис над вдовой. — То есть вы знали, кто такой Душитель все это время — и ничего не сказали? Вы молчали столько лет…
— Но я не знала, кто это, — удивленно ответила Валентина. — Я даже не разглядела их лиц и тем более не спросила имен. Я просто внушила им страх, как я думала, достаточно сильный, чтобы отбить у них желание повторять подобные…
— Как это вы не знали? — ошарашенно спросил Бреннон. — Как вы могли не знать, кого…
— Но, Натан, — несколько напряженно отозвалась вдова, — я не слишком хорошо различаю людей. Вы довольно–таки одинаковые… кроме некоторых. К тому же тогда я только что приехала в Блэкуит.
Комиссар опустился в кресло. Наконец ему стала ясна причина, по которой Мур остановился в полушаге от цели — и теперь лишь одно вызывало у Бреннона бессильную злобу на себя самого: как он не догадался сопоставить приезд семейства ван Аллен в Блэкуит в ноябре пятьдесят шестого и несостоявшийся ритуал. А ведь мог! Должен был, видя все странности этой женщины, которыми она пичкала его почти две недели!
— А Виктор ван Аллен, — процедил Натан, — он был некоторым?
