— Вы все же неправы. Маргарет приезжала в кафе, видимо, перед визитом в аптеку, и тогда еще была девственницей.
Сперва на Бреннона рухнуло огромное облегчение. Пару секунд он не желал ощущать ничего, кроме этого восхитительного чувства, словно он пер в гору мешок с дерьмом, и вдруг мешок внезапно исчез. Правда, гора осталась.
— Откуда вы знаете? — подозрительно спросил комиссар.
— Чистейшая невинная кровь, — отвечала вдова. — Все такие, как я или как Джен, чувствуют ее издалека.
— Господи, — с чувством сказал Натан, — я кретин!
— Да, — подтвердила Валентина, но ее улыбка все же смягчила приговор. — Надеюсь, теперь вы понимаете, отчего получили от нее такой ответ?
Пинок под дых мигом вернул комиссара с небес на землю. Пегги — невинная гордая девочка, еще бы она не сочла себя оскорбленной! И она же прямо ему об этом сказала, а он…
— Я вел себя как тупая свинья, — вздохнул Бреннон; облегчение было все–таки слишком велико, чтобы он так сразу с ним расстался. — Господи, что я ей наговорил! Марта убьет меня, если только узнает, что вообще такое услышала.
— Ну, у вас есть оправдание.
Комиссар снова нахмурился. Нда, пироман–то никуда не делся. То, что он пока не посягнул на девичью честь, никак его не оправдывает.
— Зачем он вообще таскает ее с собой? — пробормотал Бреннон. — Какой ему прок в семнадцатилетней девчонке? Разве что шантажировать меня ее жизнью…
— Но он не шантажировал, — возразила миссис ван Аллен. — Он сказал, что заберет ее в безопасное место.
— Это одно и то же, — отмахнулся Натан. — Отнять ее у родителей, чтобы держать нож у ее горла было сподручней.
— По–моему, вы неправы. Если бы он хотел ее забрать, то он бы уже давно это сделал, не предупреждая вас.
— Логично, — признал Бреннон. — Но тогда я его совсем не понимаю.
— Почему он вам так не нравится?
Комиссар поперхнулся:
— Что значит — почему?! Он портил мне расследование как мог, влез в департамент, проник в дом отца Грейса, чуть не спер улики, убил Душителя, когда мы его уже почти взяли!..
— И это мешает вам взглянуть на дело трезво, — Валентина коснулась чашки; над кофе снова пошел ароматный дымок. — Равно как и ваши родственные отношения с Маргарет.
— С чего вы его так защищаете? — подозрительно спросил Бреннон.
— Я не защищаю. Но то, что вы не можете объективно взглянуть на ситуацию, мешает вам правильно ее оценить.
— И как же, по–вашему, правильно?
— Маргарет вам уже сказала.
— Она призналась, что видится с ним.
— Потому что он взял ее в ученицы.
— Чушь! — вскричал комиссар; несколько посетителей недовольно обернулись на него. — Чушь, — тише продолжил он. — Будь Пегги мальчиком — возможно, но с какой стати ему учить чему–то девушку? Зачем ему вообще это делать?
— Вы, видимо, невысокого мнения о женщинах, — с холодком заметила Валентина.
— Но я не имел в виду вас, — запротестовал Натан, чувствуя себя все более неуютно под ее взглядом. — Вы же… ну, вы и Джен… ну вы же не… не люди, — шепотом закончил он. — А Пегги — обычная человеческая девушка. Да Господи, она едва в состоянии запомнить Pater Noster, чего уж говорить о чем–то посложнее!
— К вам пришли, — сухо сказала Валентина. — Ваш консультант ждет вас снаружи.
Он осознал, что чем–то ее обидел, но не смог взять в толк — чем, а потому быстро допил кофе, неловко пробормотал «До свидания» и, оставив деньги за обед, заторопился на выход.
По лицу Лонгсдейла, а также по морде Рыжего Натан сразу понял, что вести хреновые.
— Что стряслось?
— Пироман был прав. Троих бандитов убили Mortiferum somno. А вот девушку…
Внутри комиссара что–то екнуло.
— Погодите, разве удары камнем по лицу…
— Это не причина смерти. Девушка была совершенно здорова — нет ни внутренних повреждений, ни следов яда в тканях. Я очистил от тканей остатки ее черепа. Судя по состоянию кости, лицо ей разбили уже после смерти. Геморрагическое окрашивание указывает…
— Короче, — с тоской велел Бреннон. Он уже знал, что сейчас услышит. — Это заклинание?
— Нет. Это не заклинание. Это просто магия.
— В смысле — просто магия? Как это?
— Просто магия, — повторил консультант. — Как у ведьм и колдунов.
— Так что, девушку убил колдун? Или ведьма?
— Нет, — Лонгсдейл провел рукой по лбу. — Я не знаю. В том–то и дело. Ее убили с помощью магии, но я не знаю, как.
Глава 4
18 февраля
Мороз кусал за уши и щеки; Виктор ван Аллен повыше поднял воротник и пониже натянул шапку. Он редко позволял себе так бесцельно бродить до ночи, тратить время без всякой пользы, но сейчас ему было необходимо уединение и долгая, долгая прогулка.
С той самой ночи, когда мисс Шеридан впервые с ним заговорила, она заезжала в кафе не меньше дюжины раз, и с каждым разом становилось все хуже и хуже. Это как принимать яд доза за дозой, но не умирать, а привыкать к его действию настолько, что в конце концов возникает зависимость. И нужно все больше, и больше, и больше…
Виктор пнул невысокий пушистый сугроб у края дорожки. Он знал, что никогда не сможет пригласить мисс Шеридан на прогулку. Кто он, а кто она? Дочь богатого фабриканта, вхожего в высшее блэкуитское общество, — да она просто посмеется! Что он, сын эмигрантки, который все еще говорит с акцентом, сможет ей предложить? Стоять за прилавком в кафе? Считать тюки с чаем и ругаться с мельниками? Работать каждый день с утра до ночи? Да Боже мой, она даже не знает, что такое — работать!
«Ну почему?» — с тоской подумал Виктор. Почему нельзя было полюбить трудолюбивую прилежную девушку, ровню по положению? Почему так тяжело и сладко вспоминать нежный грудной голос, смех, огромные темно–карие очи, золотой отблеск на волнистых каштановых волосах, случайное прикосновение узкой белой ручки, от которого у Виктора темнело в глазах. И ведь нельзя сжать в своей руке длинные тонкие пальчики и шепнуть «Выпьем кофе за столиком, когда все уйдут?»
Она всегда была веселой, любезной и смешливой, но кто она на самом деле? Что кроется за внешностью эльфийской принцессы? Вдруг лишь пустышка? Боже, как хорошо было бы, если б он точно знал, что это так! Тогда он приказал бы себе не думать о ней, не вспоминать, отворачиваться, когда она приходит… но Виктор уже знал, что это ему не под силу. Стоит ей войти, улыбнуться и сказать: «Прекрасный день, мистер ван Аллен! У вас еще есть печенье с корицей?» — и он забудет все данные себе обещания. Она не просто нравилась — она одурманивала, как наркотик. И опьянение после ее ухода долго не проходило, пока счастливая эйфория не сменялась тяжелой тоской.