— Видишь что? — спросил Натан.
Ведьма прищурилась на смрадную дыру и доверительно сообщила:
— Там внизу — пол.
— Тогда пошли.
Она первой спрыгнула вниз, приземлилась с бесшумностью кошки, задрала голову и посветила на него оранжево горящими глазами.
— Ну? — гулко поторопила Джен. — Этот гад здесь.
В сводчатом коридоре было не только темно, хоть глаз выколи, но и пахло так, что Бреннону через пару минут уже не хотелось дышать. Ведьма милостиво сотворила огненный шарик и вручила его комиссару. Утоптанная в слое многолетнего дерьма тропка ясно указывала, куда Папа Эймс водил своих постояльцев.
— Парень пошел на отчаянные меры, — прогнусавил комиссар сквозь перчатку.
— Нда. Осмелюсь предложить вам ванну в нашем доме, сэр.
— Ванну? Зимой?
— Ну, я бы на вашем месте не стал возвращаться на работу, — хмыкнула Джен.
— Интересно, что его настолько напугало, — пробормотал Бреннон: сам бы он однозначно выбрал бы между виселицей и канализацией мучительную смерть.
Впереди показалась дверь с решетчатым окном. Папа Эймс вложился в свое предприятие: установил двери, лампы в каморках и оборудовал лежаки. Заглянув в окошко, комиссар обнаружил искомое: Эндрю Полтора Кулака лежал на тюфяке в углу, тупо таращился на тусклую лампу и бормотал под нос молитвы, сжимая в собственно полутора кулаках четки. Крест на них слабо брякал об пол.
«Ого», — подумал Натан. Сутенер лишился половины ладони в одной из уличных схваток, и прозвище Полтора Кулака (а не полкулака) было уважительной данью его свирепости. Когда же он успел дойти до такого жалкого состояния?
— Замок, — велел ведьме Бреннон. Она обвела замок пальцем, толкнула, и он выпал внутрь из выжженного дерева. Комиссар распахнул дверь.
— Ты! — коротко рявкнул он. Эндрю Полтора Кулака громко вскрикнул и буквально попытался влезть на стену.
— Нет! — вопль гулко раскатился по коридору. — Нет! Уйдите! Вон! Вон! Я шагу отсюда не сделаю! Нет!
— С чего бы? — хмыкнула Джен. — Разлюбил свежий воздух?
Натан вошел, держа наготове револьвер. Сутенер забился в угол.
— Угомонись, — сказал Бреннон. — Никто тебя наверх не тащит.
— Да? — прошептала ведьма. — А зачем мы тогда пришли?
Эндрю по стенке отполз от комиссара.
— Я не пойду! Я лучше здесь сдохну!
— На здоровье, — любезно разрешил комиссар. — Потолкуем — и наслаждайся целебным амбре сколько влезет.
— Я не скажу, — прошептал Эндрю: его лицо залила сероватая бледность; от него остро разило пОтом, руки мелко тряслись. Бреннон пристально изучал его, припоминая длинный шлейф избиений, изнасилований и угроз, который тянулся за этим типом.
— Кого ты встретил, Эндрю? — спросил комиссар. Полтора кулака судорожно сглотнул и зашарил по полу в поисках кувшина. Бреннон подпихнул его ногой поближе к сутенеру. Тот сполз на пол, присосался к выпивке и пил так долго, словно кувшин был бездонным.
— Это, — наконец тупо пробубнил Эндрю.
— Это?
— Оно не человек, — еле слышно сказал сутенер. — Оно ходит среди людей, отродье дьявола, и я его видел!
— Каким образом? Когда?
Эндрю помотал головой:
— Дни… недели… не помню. Мы стояли на Гарланд–сквер, я и мои телки. Я проверял, как они там пашут, а это… оно вышло из тьмы!
— Неудивительно, — заметила Джен, — был, скорее всего, глубокий вечер.
Комиссар шикнул. Взгляд Эндрю ускользнул, и сутенер забормотал молитвы. Грязный молитвенник лежал около тюфяка.
— Вышло из тьмы, — повторил Бреннон. — И что же это было за оно?
— Дьявольская тварь в человечьем виде! — выкрикнул Полтора кулака. Он несколько раз ударил себя ладонями по голове. — Здесь, здесь… — забормотал он. — Глас его здесь, и тянет за собой в геену огненную!
— До сих пор там? — уточнил комиссар. Глаза Эндрю хитро блеснули.
— Неееет, — протянул он. — Я обманул! Я ушел! Под толщей земли ему меня не найти!
— Он, значит, с вами побеседовал.
— Нет, нет, — Эндрю подполз к молитвеннику и принялся лихорадочно, беспорядочно листать туда–сюда. — Глас прозвучал в душах наших… и сказал он «Бойся!» …и сказал он «Следуй за мной!» — он снова ударил себя по голове. — Здесь, здесь! Ты пойдешь за мной, и она пошла! Ты пойдешь за мной, и я пошел!
— Зачем? — прошептала Джен. — Шлюху же убил смотритель.
— И мы шли, — бормотал Эндрю, листая молитвенник то назад, то вперед, — и шли, и шли, пока не узрели врата! И он велел мне открыть их! И я открыл! — Полтора кулака поднял руки, покрытые полузажившими кровоподтеками и ранами; некоторые уже загноились. — И открыв врата… открыв… открыв…
Его голос превратился в невнятное бормотание. Эндрю склонился над молитвенником и принялся качаться из стороны в сторону.
— Главные ворота парка запираются цепями, — тихо пояснил ведьме Бреннон. — Но я не понимаю, почему чародей не воспользовался заклятием… А дальше? Что было дальше?
— Он позвал, и человек пришел, — тускло отозвался Эндрю. — И повел нас в лес. И велел он ей умереть, и она умерла, — в его глазах наконец появилось что–то осмысленное. — И тут его власть надо мной ослабла, и я… я… — он сжал кулаки, вздрогнул от боли и посмотрел на свои руки. — И я свалил оттуда. Бежал, пока не… — сутенер кивнул на дверь. — Чуть не сдох по морозу. Но здесь он меня не найдет, нет, нет, не найдет! — он хихикнул.
— Ладно, мужик, уймись и расслабься, — сказала ведьма, присела перед ним на корточки и посмотрела ему в глаза. Полтора кулака шарахнулся в угол и завопил; однако его крик тут же угас, и он покорно уставился на Джен. Бреннон прошелся по каморке. Единственный уцелевший свидетель, которого ему удалось найти, сбрендил и к тому же не помнил и половины из того, что комиссару было надо. Отличный результат.
— Спроси, как этот глас выглядел, — хмуро велел Натан.
— Вспомни его лицо, — сказала девушка.
— У него нет лица, — без выражения ответил Эндрю и обвел свою рожу пальцем: — Тут было пятно, и голос его был здесь, здесь! — он снова ударил себя по лбу.
— А кроме лица? Что у него было кроме лица? Что ты увидел?
— Худой, — после долгой паузы откликнулся сутенер; Бреннон дернулся. — Низкий, Пэтти ниже плеча. Где Пэтти? Она моя, она была со мной! Где…
— Тша, — сказала ведьма. — Забудь о Пэтти.
Комиссар сник. Глупая надежда, что это был пироман, тут же стухла. Этот тип был худой, но очень высокий, не уступал в росте самому Бреннону.
— Руки, — вдруг чуть слышно пробормотал Эндрю. — Руки… маленькие руки… такие маленькие…
