Глава 18
— Виктор! Виктор!
Мягкий женский голос доносился откуда–то из тумана. Спустя секунду молодой человек осознал, что сидит, точнее, лежит, как куль с тряпьем, в кресле, а над ним покачивается нечеткий лик с большими темными глазами.
— Виктор, ну нельзя же так, — укорил лик тем же голосом. — Можно подумать, вы увидели конец света. Это просто небольшое заклинание.
От слова «заклинание» по телу ван Аллена прошел озноб, и он дернулся, будто сквозь кресло его пырнули копьем. Заклинание! Под крышей его дома! А она говорит об этом так спокойно, словно это то же, что выпить чаю!
— Что вы наделали? — обвиняюще спросил Виктор, проморгавшись.
— Ничего особенного, — мисс Шеридан убрала чек в ридикюль и стала протирать зеркало салфеткой. — У меня не очень получилось.
В другое время Виктор бы сосредоточился на том, что она взволнована, у нее нервно подрагивают руки и дыхание прерывистое, как после долгого бега — но сейчас ему было не до этого.
— Вы колдунья! А комиссар? А ваша семья? Зачем он вас сюда привел? Кто, — пронзительно выкрикнул Виктор, — вы все такие?!
Маргарет смерила его колючим, презрительным взглядом. Виктор поднялся и, пошатываясь, смотрел на нее, гадая, кто же она такая. Такая же, как Валентина?
— Прекратите истерику, — процедила она, скомкала салфетку и швырнула ее в угол. — Человек, благодаря которому вас всех не сожрал ифрит, лежит без сознания, неизвестно где, во власти полоумного маньяка — а вы еще спрашиваете, кто мы такие?
Виктор набрал воздуху в грудь, чтобы излить все свое негодование, сдулся и несчастно пробормотал:
— Ифрит? Кто такой ифрит? Боже мой, так вас таких много?!
Маргарет отвернулась к окну, запахнувшись в шаль. Виктор опасливо приблизился к столу. На зеркале еще виднелись следы крема, кое–где сплетающиеся в узор.
— М-маргарет, — запинаясь, пробормотал он, — пожалуйста, объясните мне, хоть кто–нибудь! Я ничего не могу понять!
— Вам нужно понимать только одно, — сухо сказала девушка: — мир полон других существ, помимо людей. Как только вы наконец это усвоите, вам сразу же полегчает.
— Других — это каких? — с мольбой воскликнул Виктор и схватил ее за руку. — Гретхен, да Господи, объясните же мне хоть немного! Моя мать — она опасная? Она злая?
Девушка сжала пальцами переносицу. Сморщилась, судорожно вздохнула и несколько раз сморгнула. Веки у нее покраснели.
— Боже мой, почему вы задаете всякие идиотские вопросы именно сейчас? — прошептала она. Виктора охватил жгучий стыд. В самом деле, о чем он спрашивает ее, когда она вот–вот расплачется? Он осторожно положил руку ей на плечо, набираясь смелости, чтобы обнять, хотя и не смог бы соврать, как младшим сестрам, «все будет хорошо». Потому что он не знал…
— Ох, ну ладно, — Маргарет шмыгнула носом, взяла платочек и отвернулась. Виктор деликатно отвел глаза. Она тихо высморкалась. — Ладно, хорошо. От меня сейчас все равно нет толку. Ваша мать безвредна, хотя и довольно могущественна. Мой наставник расскажет вам о ней поподробнее, если выкроит время.
— Это тот, кто вчера… — Виктор запнулся. — А он сам… человек?
— Да. Но если вам так охота знать — то кроме таких, как ваша мать, в мире полно нежити и нечисти, а заодно — единицы таких, как мистер Лонгсдейл. И, чтоб вы понимали, между ними и вами стоит только он. Ну и может быть, еще немного таких же охотников.
— А вы? — спросил ван Аллен. — Вы готовитесь стать одной из них?
— Нет. Не знаю. Наверное. Я еще только начала.
Виктор опустил голову.
— А в чем разница? Ну, нежить, нечисть, матушка?..
— Есть всякие духи и сущности, населявшие наш мир до нас, — Маргарет сморщила носик. — Я еще не дошла до этого раздела. Нечисть лезет к нам с той стороны, а нежить — бывшие люди. Те, кто стал нежитью после проклятий и всякого такого.
— О, — с горечью сказал ван Аллен, — людям не нужны проклятия, чтобы стать нежитью.
За дверью вдруг раздались быстрые шаги, и в комнату ворвалась Марион, чем–то перепуганная почти до слез.
— Виктор! Виктор, там внизу человек, и я его боюсь!
— Какой человек? Пойдем, покажи мне, и я его вышвырну!
— Он все время говорит, стоит посреди кафе и говорит, говорит, повторяет одну и ту же фразу, — сестра вцепилась ему в руку. — Пожалуйста, Виктор, прогони его! Он страшный!
Маргарет глухо вскрикнула:
— Это за мной! Он прислал за мной!
— Мари, останься здесь, с мисс Шеридан! — приказал Виктор и бросился вниз, в кафе. Сердце его колотилось, но вовсе не от страха.
Валентина уже была в зале. Она уверенно преграждала путь к лестнице какому–то человеку, одетому как рабочий. Он стоял посреди кафе, покачивался и бессмысленно повторял:
— Иди в Сент–Роз. Иди в Сент–Роз. Одна. Не смей скрываться. Иди в Сент–Роз…
Посетители подавленно молчали, двое дюжих полицейских осторожно подбирались к нему слева и справа. Мужчина ничего не замечал — его взгляд блуждал, как у помешанного.
— Ну–ну, приятель, — сказал один из полицейских, крепко сжимая его плечо, — ну–ну, хорош бредить. Пошли–ка с нами.
Мужчина слабо вздрогнул и рванулся из рук полицейских с такой силой, что все трое не удержались на ногах и одной кучей повалились на пол, перевернув стол и несколько стульев. Рабочий извивался, как змея, и вопил:
— Иди в Сент–Роз! Иди в Сент–Роз! Одна! Не смей скрываться!
Валентина приблизилась и опустилась перед ним на пол. Едва ее пальцы коснулись лба рабочего, как он затих, дернулся еще несколько раз и обмяк.
— Уж извините, мэм, — сказал полицейский, надевая на дебошира наручники. — Сейчас спеленаем в лучшем виде и доставим по адресу. Тут недалеко, — он усмехнулся. Его приятель помог Валентине встать.
— Благодарю вас, — сказала она и улыбнулась. — Надеюсь, вы вернетесь и закончите ваш обед?
Вдруг Валентина побледнела так, что Виктор, забыв, кто она, кинулся к ней.
— Матушка!
— А где?.. Где?.. — прошептала Валентина; ее взгляд заметался по кафе. Виктор подхватил мать под руку. Сверху донесся отчаянный возглас: Марион выскочила на лестницу и крикнула:
— Она сбежала! Я не смогла ее удержать!
* * *
— Он как–нибудь объяснил тебе свою поездку? — хмуро уточнил Бреннон, перебирая ворох карт, рассыпанных по столу и полу в кабинете Лонгсдейла.
— Нет! — ведьма осторожно двигала какие–то реторты и пробирки на другом столе, и нетерпение прорывалось только в ее голосе. — Никак! Ни единого слова! Я все время была в доме вивене, даже не приходила сюда!
