«Он не подошел. Он сохранялся только в определенных условиях, и… — она скривилась. — Из мервого нельзя собрать живое. Он все равно был бы временным вместилищем».
— Поэтому вы его выбросили. Сколько в нем частей?
«Девять. Но я не успела его закончить, — женщина схватила Бреннона за руку. — Но он не подходил, понимаете?! Это была временная мера, а девушка! Девушка! Она… Она умеет такое, и я решила, что она сможет… она переживет, потому что… если у нее есть эти способности, она… — женщина опустила глаза. — Такая же, как я. Пережила то же самое. А потому сможет…»
— Вселение, — чуть слышно пробормотал Редферн. — Она думала, что Маргарет перенесет вселение.
«И она похожа! — женщина умоляюще уставилась на комиссара, вцепившись ему в руку. — Она так похожа!»
— На кого? — спросил Бреннон, хотя уже понял все.
«На нее, — женщина судорожно вздохнула. — Она была одна, единственная из всех! Остальные умерли, потому что я не могла… — она обвела жестом свое тело. — Я не могла…»
— Выносить?
Она закрыла глаза и кивнула.
— Сколько ей было лет?
«Шестнадцать…» — прошелестело в голове Натана. Рука пиромана сжалась в кулак.
— Она ехала с вами в поезде?
Женщина кивнула.
— Куда?
«В столицу. Там мы должны были сесть на корабль и отбыть на медицинскую конференцию в Нансей, это в Местрии».
— Ваш муж был врачом?
«Да».
— Как ее звали?
«Ноэль», — после долгой паузы услышал он, и перед ним вдруг мелькнул отчетливый образ. Комиссар на секунду прикрыл глаза.
— А вас?
Она не ответила, отвернулась к окну, словно хотела отгородиться от них.
— Как вас зовут? — повторил Бреннон. — Или звали до эдмурского поезда?
«Полина Дефо».
— Что бы вы стали делать, если бы вам удалось забрать мисс Шеридан?
«Я бы сохранила ее! — женщина вскинула взгляд на комиссара. — Я бы оставила ее в каком–нибудь подходящем вместилище и нашла бы ей тело. Я бы вернула ее…»
— Вернули бы родителям их дочь в чужом мертвом теле?
Она закусила губу.
«Но я же согласилась на такое. И они были бы согласились! И вы бы тоже! Любой согласится на все, чтобы вернуть единственную… единственного… единственную из всех… — женщина дернула рукой в ремне. — Господи, она же была единственной из всех!»
— Из скольких?
«Из семерых, — прошелестела она. Бреннон слабо вздрогнул. — И я бы вернула им ее, я бы нашла тело…»
— А остальные?
Она непонимающе уставилась на комиссара.
— Остальные девятеро? — спросил он. — Еще девятеро девушек? Их бы вы вернули?
Женщина судорожно вздохнула и отвела глаза.
«Нет. Они должны были умереть, чтобы я могла взять их части. Но я выбирала не единственных. Я бы никогда не выбрала единственного!»
Бреннон задумчиво кивнул и встал.
— Усыпляйте, — сказал он Редферну. Тот поднял на комиссара вспыхнувшие глаза, и Натан быстро добавил: — Не насмерть.
Женщина дернулась в ремнях:
«Но я бы вернула им девушку! Я бы вернула ее! Клянусь, я бы вернула!»
— А остальных нет, — заключил Бреннон. — Видимо, даже не собирались.
«Но я должна была! Ради Ноэль! Я должна…»
Редферн полил платок красноватым зельем из флакона и прижал к лицу женщины. Голос в голове Натана захлебнулся в низком гуле и стих. Пироман постоял над ней и переместил ладонь на ее горло. Бреннон коснулся его плеча:
— Идем. Здесь закончили.
Глава 24
Они вышли из спящей зачарованным сном больницы. Бреннон отдал свою маску дежурящему на крыльце сержанту, объяснил, что случилось, и велел открыть все окна в здании. Редферн молча стоял рядом, опустив глаза, и только время от времени поглядывал на комиссара. Натан каждый раз чувствовал его пронизывающий, пристальный взгляд — будто пироман касался его рукой. Раздав распоряжения, комиссар зашагал к воротам больницы, погруженный в мысли об этой женщине, и не сразу понял, что Редферн идет за ним.
— Вам чего? — беззлобно спросил Бреннон, ощутив наконец слабую благодарность. Пироман уставился ему в лицо, и взгляд его стал удивленным, и напряженным, и растерянным.
— Как вы это делаете? — спросил Редферн.
— Что? — Бреннон направился к департаменту: дела не ждали.
— Вот это, — пироман не отставал и все порывался глядеть в лицо Натану на ходу. — Что вы с ней сделали? Почему она вам все рассказала?
— Это называется допрос подозреваемой.
— Это не допрос! — воскликнул Редферн. — Я знаю, что такое допрос, меня допрашивали, и я допрашивал!
— Могу представить, — хмыкнул Бреннон. — А ну говори правду, не то пальцы отрежу.
К его изумлению, пироман покраснел. Ну, не то что бы как помидор — на скулах выступили бледно–красные полосы.
— А как еще? — с досадой сказал он. — Если надо добиться признания?
— Мне не надо добиться признания. Мне надо, чтоб правду рассказывали. А когда человек говорит, он проговаривается.
— И вы с ними говорите? — недоверчиво спросил Редферн.
— А то ж.
— Вы со всеми беседуете, как с этой?
— Зачем? С каждым по–своему.
— Но она хотела убить Маргарет! Убила девять девушек! А может, черт знает, сколько еще!
— Я знаю, — спокойно сказал Бреннон. — А еще я знаю, почему. Чуете разницу? Знать, что кто–то убил, и знать, почему — в этом разница. Вам достаточно знать кто, и вы тут же раскладываете костерок. А мне надо знать почему, чтобы доложить в суде.
— В суде! — с глубочайшим презрением фыркнул пироман.
— Это называется правосудие. Равное для всех. Уловили?
Какое–то время пироман молча шел рядом, потупив взгляд — думал. Бреннон аж чуял, как у него в башке колесики вертятся.
— Но она не получит равного правосудия, — неожиданно сказал наставник Пегги и поднял глаза на комиссара. — Вы же понимаете, что ее никогда не осудят за то, что она некромантка, собрала некроморфа и хотела вырвать из тела Маргарет душу, дабы вселить на ее место свою дочь. Вам просто не поверят.
Комиссар замедлил шаг. Вот оно что! Вот что значит «вселение», о котором он уже собирался спрашивать Лонгсдейла.
— Ее осудят за девять убийств и похищение и повесят.
Пироман схватил его за плечо, и Бреннон чуть не отпрыгнул.
— Вам этого довольно? — спросил Редферн; комиссар невольно вздрогнул от этого взгляда — жгучего, сосредоточенного: казалось, что пироман пытается заглянуть ему прямо в душу.
