— В каком смысле? — растерянно спрашиваю я.
— Она одна жить может?
— Я не знаю. Мы всегда жили вместе.
Он снова вздыхает. И в этом вздохе мне слышится раздражение.
— Переночевать она одна в состоянии?
— Да, конечно.
— Звони ей, говори, что сегодня не приедешь.
— Хорошо.
Набираю Олькин номер и, сдерживая вновь подступившие слёзы, сообщаю, что останусь ночевать в той квартире, где недавно жила.
— Вы помирились? — едва не задохнувшись от радости, шепчет Олька.
— Оль, — в горле ком, — давай потом об этом поговорим. Поужинай и ложись спать.
— Хорошо. Доброй ночи. Я очень за тебя рада, Наташ.
Новая слёза катится по щеке. Веки и кожа на щеках уже воспалены от слёзы.
— Доброй ночи.
Опускаю руку с телефоном на колени.
— Я ничего там не менял, — говорит Руслан. — Ключи забрал, воду перекрыл, всё. Интернет работает. Пойдём я тебя провожу.
Закусив губу, киваю.
Мы выходим из машины и направляемся к подъезду. На скамейке курят какие-то молодые ребята, возможно студенты, о чём-то общаются с сидящей по центру девушкой. Им весело, они шутят и смеются.
Мы проходим мимо них и Руслан прикладывает ключ к магнитному замку. Открыв дверь, пропускает меня вперёд. Минуем консьержку, поднимаемся на лифте и подходим к двери. А я думала, что сюда уже не вернусь…
Заходим в квартиру. Я устало опускаюсь на пуфик, поочерёдно снимаю туфли. Руслан, сложив руки на груди, смотрит в глубь квартиры. Взгляд нахмурен, на скулах играют желваки.
— В холодильнике есть еда? Я не проверял.
— Должна быть, — тихо отвечаю я и иду в ванную мыть руки.
Руслан разувается, моет руки следом за мной и следом же за мной выходит в комнату. Я стою у окна и смотрю с высоты на красивую, яркую вечернюю Москву. Он встаёт рядом.
— Руслан, — вздохнув, говорю я, глядя на множество огоньков фонарей и окон домов впереди и внизу, — Давай поговорим, а? Я не понимаю, как себя вести, не понимаю, как у нас сложатся отношения дальше, да даже просто то, как ты теперь действительно ко мне относишься! Я тебя очень прошу, пойми меня. Мне страшно.
Некоторое время он молчит. Секунд десять, но дождаться звука его голоса и не заговорить снова мне даётся с большим трудом.
— Хорошо, — как-то обесцвеченно, безэмоционально произносит он. — Давай поговорим. Только о беременности пока не будем. Окей? Аборт ты делать не будешь. Будешь рожать. Пока всё. Завтра обсудим детальнее. Как говорится, на свежую голову.
— Хорошо…
— Славно. О чём ты хочешь знать? О жене моей?
Это "о жене моей" врывается в мои уши какой-то отдельной фразой, вызывающей острую психологическую боль… Как ножом по сердцу… это я, я хотела быть твоей женой, Руслан! Я!!! И думала, что так будет…
— Пойдём на балкон выйдем, — глухо предлагает он. — Покурить хочу.
— Хорошо…
— Накинь только что-нибудь на плечи, вещей полон шкаф. Там прохладно уже. И ветер.
Набрасываю мягкую бежевую шаль, иду на балкон, куда он уже вышел, оставив приоткрытой дверь. Нежный кашемир касается шеи, греет и будто немного успокаивает.
На балконе действительно прохладно. Но я рада тому, что свежий ветер ласкает лицо. Впечатление, что вся кожа на нём воспалена от высохших слёз.
Руслан чуть отодвигается в сторону, когда я подхожу к нему и выпускает струю светло-серого дыма, который ветер быстро растворяет в воздухе, развеивает за спиной широкоплечего, атлетического сложенного мужчины. Не моего… Чужого… Чужого мужа… Чуть доносит до меня терпкий запах табака.
Тоскливо. И почему-то одиноко. Я бы, наверное, сейчас тоже закурила. Если бы не беременность.
— Мы познакомились, когда я был студентом, — глядя вперёд и выпустив новую струю дыма, произносит Руслан. — Она старше меня на четыре года. Просто подвезла до университета.
Он произносит всё это как-то глухо, то с какой-то то ли горечью, то ли с болью, то ли нехотя. Иногда тихо вздыхает, но я слышу.
— Ну, как "просто"? Я был студентом четвёртого курса, едва сводил концы с концами. Мой бизнес, уже третий на тот момент, пока что только жрал деньги. Я не высыпался, пахал, как папа Карло, когда не учился. Почти не спал. Выглядел, как обсос. Мятая рубашка, пиджак мешком, тёмные круги под глазами, сам худой, волосы всклокоченные. Спать хотелось ужасно. Не знаю, почему она тормознула. Утро было раннее, у меня с мобильной связью были проблемы, она тогда ещё дорогая была. Хотел в салон заскочить в перерыве между лекциями. Осень была, ноябрь. Холодно. Я стоял там на остановке, с ноги на ногу переминался.
Секунд двадцать он молча курит. Потом затягивается, выпускает струю дыма и тушит бычок в миниатюрной пепельнице, которую достаёт из кармана. Я его не перебиваю, молча жду, пока он продолжит.
— Понимаешь, я очень хотел выбиться в люди. Я тогда не был москвичом. Приехал из Брянской области, поступил на бюджетное отделение в Плешку. Это вообще очень трудно, вуз крутой. Когда узнал, что меня взяли, плакал, прикинь. Готовился столько… Переживал очень, что баллов недоберу. А тут, в связи с обломами и отсутствием денег для инвестирования во вполне рабочие схемы, стал и в учёбе проседать. Дёргался много, если честно. У меня тогда не было ни чувства защищённости, ни опыта, ни поддержки, ничего. Я в общаге уже не жил, снимал комнату у бабульки одной. Удобнее было до офиса ездить, — он усмехается. — Видела бы ты этот офис…. Обшарпанный козырёк подъезда в цокольный этаж, трубы всякие, полуподвальное помещение с двумя столами и старым шкафом. Всё с бэушное, с барахолки. И сырость дикая. Иногда даже потолок влажный был. Стены я покрасил какой-то дешёвой краской. Офис был непрезентабельный, но там народа кроме меня и парня-второкурсника, которому я зарплату платил за секретарскую работу периодами, в общем-то обычно и не бывало. Просто папок с бумагами было дофигища, а бабулька у которой я снимал крохотную комнатёнку, была сильно против того, чтобы я квартиру "захламлял". Так что я снял по дешёвке этот цоколь, перетащил туда старенький комп, тоже бэушный, разумеется, и работал там, когда не учился. А домой по сути только спать приходил.
Он достаёт вторую сигарету, подносит двумя руками к лицу зажигалку и, щуря глаза, прикуривает. Огонёк на пару секунд освещает его лицо. Он выглядит уставшим. Меж бровями — хмурые морщины. Огонёк тухнет, Руслан пару раз пыхает сигаретой, затягивается и выпускает в сторону новый клуб дыма. А ветер опять развеивает его.
— Ну и вот, стою я на этой остановке, автобуса жду. У меня машины тогда ещё не было, я на общественном транспорте катался. Метро, автобусы, да троллейбусы. Тыщу лет в метро не был, представляешь? — он снова усмехается, бросает на меня грустный взгляд, и вновь поворачивается лицом к городу. — И тут останавливается рядом со мной красный мерс-кабриолет. В ноябре, прикинь? Снега не было в тот день, но было довольно зябко. А там девушка сидит. Волосы светлые, распущенные, а на глазах солнечные очки, — он снова усмехается, но как-то горько. — Впечатление, что человек времена года перепутал, — вздохнув, затягивается, шумно выпускает дым, и снова умолкает на несколько секунд.
