– Слышь, пойдем, куда ты идешь, а потом пойдем, куда я, а? Так честно.
– Вон там питьевой фонтанчик.
– Не-не, слышь. Ты ж торопишься. Не хочу тебя тормозить.
Шкет вздохнул, принял решение и взревел:
– А НУ ПОШЕЛ НАХУЙ!
Перец застыл и заморгал.
Шкет перевел дух и пошел дальше, тряся головой. Не люблю орать на людей, подумал он. А затем с улыбкой: неправда, мне просто редко выпадает случай.
Он вошел под деревья, обступавшие поляну.
Шлакоблоки ближайшей стенки очага опрокинуты. В воздух сочится дым. Трава посерела от пепла.
Ни души.
В десяти футах от стола валялся драный спальник, которым никто не пользовался, потому что как-то раз в нем кто-то болел и испачкал его блевотой и поносом.
Недоумевая, Шкет меж оберток и консервных банок пошел к очагу. (На скамье у стола кто-то перевернул коробку с мусором.) Сандалией разворошил золу. Полдюжины углей вспыхнули красными пятнышками – запульсировали, подрожали и погасли.
– Ланья?
Он обернулся, подождал ее ответа, в этом кольце туманной поляны опасаясь любого шума. Даже в зените проектного периода у очага обычно околачивалось с полдюжины человек. Под скамьей лежал драный плед – но он там лежал всю неделю. Спальники и скатки, прежде громоздившиеся под деревьями и за поленницей, все куда-то исчезли.
– Ланья!
Решили переехать? Но она бы знала и сказала ему. Не считая поваленных шлакоблоков очага – ни малейшего признака заварухи; только мусор и сумбур. Он с Ланьей приходил сюда поесть… сколько раз? Вел себя тихо, был взвешенно вежлив. Он минутку пофантазировал: флегматичность и отрешенность его были так невыносимы, что все, при поддержке Ланьи, сговорились его покинуть, нежданно и немо. Он бы пофантазировал дольше минутки, если б от этой мысли не захотелось смеяться; и все равно хмуриться было как-то уместнее.
– Ланья?
И он всмотрелся меж деревьев.
Сообразив, что ее засекли, фигура в кустах – а это был Перец – нерешительно вылезла.
– Ты тут ищешь кого-то, эй? – Перец вытянул шею, поглядел влево, затем вправо. – Они, по-моему, все свалили, знаешь.
Шкет досадливо втянул воздух сквозь зубы и снова осмотрел поляну, а Перец между тем прикидывал дистанцию.
– Интересно, чего это они свалили, да? – Перец шагнул ближе.
Его присутствие раздражало, но раздражение растворялось в тревоге из-за отсутствия Ланьи. Шкет не так уж долго мылся. Она ведь подождала бы?..
– Как думаешь, куда они свалили? – Перец сделал еще шаг.
– Ну, если ты не в курсе, от тебя мне проку нет.
Смех у Перца вышел хриплый, тихий и нетвердый, как и его кашель.
– Пошли со мной к Зайке? Она живет прямо за баром. Раз тут нет твоей подруги. Пожрем. Зайка не против, если я привожу друзей. Говорит, они ей нравятся, если ведут себя хорошо. Видал, как Зайка танцует?
– Пару раз. – Может, она в бар пошла, подумал Шкет.
– А я ни разу. Но она вроде умеет, да? Там всякие чудики тусуются. Я боюсь заходить.
– Ладно. – Шкет снова огляделся: ее нет. – Двинули.
– Идешь? Отлично! – Дюжину шагов Перец прошел следом. Потом сказал: – Эй.
– Что?
– Тут короче.
Шкет остановился:
– Ты сказал, Зайка живет прямо за баром Тедди?
– Угу, – кивнул Перец. – Это вот сюда.
– Ладно. Как скажешь.
– Тут сильно короче, – сказал Перец. – Гораздо. Правда. – И, по-прежнему на негнущихся ногах, направился под деревья.
Шкет в сомнениях пошел за ним.
И удивился, как быстро они добрались до парковой ограды: прямо за лесистым холмом. Видимо, тропа к львиным воротам петляла сильнее, чем он думал.
Сипя и гримасничая, Перец вскарабкался на каменную ограду.
– Кстати, – пропыхтел он с той стороны, когда Шкет присел, готовясь прыгнуть, – Зайка – это мужик, вообще-то. Ага? Но ей нравится, когда ее называют «она».
Шкет скакнул, придержавшись за ограду одной рукой.
– Да-да, это я все понимаю.
Шкет приземлился на мостовую, и Перец попятился.
– Кстати, – повторил он, когда Шкет пружинисто выпрямился, – ты прямо как Кошмар.
– То есть?
– Он много орет. Но не всерьез.
– Я больше не буду на тебя орать, – сказал Шкет. – Могу башку проломить. Но орать не буду.
Перец ухмыльнулся:
– Нам сюда.
Они пересекли пустую улицу.
– Встречаешь нового человека, идешь с ним, – вслух задумался Шкет, – и вдруг перед тобой совершенно новый город. – Это задумывалось как мелкий и околичный комплимент.
Перец только с любопытством на него покосился.
– Бродишь по новым улицам, видишь дома, каких прежде не видел, проходишь места, про какие даже не знал. Все меняется.
– Сюда. – Перец нырнул в проем между домами – меньше двух футов.
Они бочком пробрались между лупящимися досками. Земля поблескивала битыми окнами.
Перец сказал:
– Иногда все меняется, даже если идешь той же дорогой.
Шкет припомнил разговоры с Тэком, но Перца решил не расспрашивать – тому, похоже, абстракции не очень-то давались. В проулке Шкет остановился и смахнул стекло с босой ступни.
– Не порезался? – спросил Перец.
– Мозоль каменная.
Они прошли между раззявленных гаражей. Заднюю стену протаранила синяя машина – «олдсмобиль» 75-го? – треснувшие доски и просевшие балки, брызги стекла, следы покрышек поперек дорожки. Автомобиль вогнан в ломаную древесину до болтающейся дверцы. Кто, гадал Шкет, пострадал в аварии, кто пострадал в доме? С подоконника разбитого окна свешивалась голубая телефонная трубка – швырнули в страхе или гневе? Случайно уронили или разбили нарочно?
– Во. – Перец подбородком указал на открытую дверь.
Шагая темным коридором, Шкет учуял дуновение некой подгнившей органики, которая вот-вот приведет на ум… когда он вспомнил что, они уже вышли на крыльцо.
Некто в зеленом комбинезоне и оранжевых рабочих сапогах, на высокой стремянке под фонарем на углу – женщина, которую он видел в первую ночь в баре, – отвинчивала уличную вывеску.
Металл скрежетал по металлу; «ХЕЙЗ-СТ» вылезла из рамки. С верхней ступеньки женщина взяла «АВЕ КЬЮ», вставила в рамку и принялась закручивать шурупы.
– Эй? – Это было забавно и любопытно. – А какая из них правильная?
Женщина насупилась через плечо:
