…Страсти со временем улеглись. В мае 1965-го Израиль и ФРГ установили полноценные дипломатические отношения, и, хотя девять арабских стран немедленно разорвали с ФРГ дипломатические отношения, это не остановило Людвига Эрхарда, преемника Аденауэра на посту канцлера. 19 августа 1965 года, через двадцать лет после завершения Второй мировой войны, немецкий посол вручил президенту Израиля верительные грамоты. Но Бен-Гуриона в эти дни уже не было в рядах Рабочей партии.
…Срок жизни Кнессета 5-го созыва подходил к концу. Хотя страна готовилась к новым выборам, никто из молодых сторонников Бен-Гуриона, которых Старик собрал у себя на квартире 29 июня 1965 года, не ожидал заявления, что он пригласил их для того, чтобы объявить о создании нового избирательного списка. Через несколько дней Бен-Гурион вышел из МАПАЙ. В новую рабочую партию, созданную им, – РАФИ, «Список рабочих Израиля», перешли почти все его молодые сторонники, в том числе Моше Даян и Шимон Перес, ставший генеральным секретарём.
На выборах в Кнессет новая партия получила 10 депутатских мандатов. МАПАЙ потеряла 8 мест и получила 34 мандата, оставшись самой крупной партией Кнессета. Это позволило Эшколю сформировать коалиционное правительство с религиозными сионистами и мелкими партиями. РАФИ перешла в оппозицию.
Примирение с Бегиным
Бен-Гуриону потребовалось несколько часов, чтобы потопить «Альталену», и девятнадцать лет, чтобы примириться с Бегиным. Произошло это в канун Шестидневной войны, когда египетский президент с санкции Советского Союза начал переброску войск на Синай, объявил блокаду Тиранского пролива и израильского порта Эйлат, что было первым шагом к началу войны. Насер сколотил и возглавил арабскую военную коалицию. Демонстрируя намерение уничтожить Израиль, арабские страны объявили мобилизацию.
Политика Израиля накануне войны была сдержанной. Леви Эшколь, совмещавший посты премьера и министра обороны, оправдывал многочисленные анекдоты о своей нерешительности
[102]. Он был в растерянности и проводил бесчисленные совещания. В ответ на агрессивные действия арабских соседей, открыто грозивших войной, объявил мобилизацию – и этим ограничился. Он не решался нанести превентивный удар и покорно ждал развития событий.
Для Бегина, лидера парламентской оппозиции – блока Гахал, созданного в 1965 году на базе Херута и Либеральной партии и получившего на выборах в Кнессет 26 мандатов, – было ясно: Эшколь не способен в военное время руководить армией и страной. Он принял смелое решение, удивившее всех, кто был в курсе его давних неприязненных отношений с Бен-Гурионом. Вместе с группой депутатов блока Гахал Бегин встретился с бывшим премьером и предложил ему возглавить правительство национального единства. Бен-Гурион согласился. Вот как описывает Моше Даян, депутат Кнессета от РАФИ, последующие события
[103]:
«Получив согласие Бен-Гуриона, Бегин отправился к Эшколю и сказал ему: «Господин премьер-министр, я знаю, что произошло между вами и Бен-Гурионом и насколько отравлены ваши отношения. Но прошу вас вспомнить, что произошло между ним и мною! И всё же я готов забыть всё что было, только бы наш народ объединился перед лицом врага».
Эшколь отказался уйти в отставку и передать Бен-Гуриону бразды правления. Тогда Бегин апеллировал к Кнессету: «Мы предложили, чтобы самый непреклонный противник нашей партии, Бен-Гурион, был назначен премьер-министром, но блок рабочих партий Маарах отклонил это предложение. Если бы правительство Эшколя вышло в отставку сегодня ночью, я рекомендовал бы президенту поручить формирование нового правительства Бен-Гуриону».
В глазах израильтян, помнивших решительность Бен-Гуриона во время Синайской кампании и желавших видеть его во главе армии и страны, он был символом сопротивления. Но 81-летний Бен-Гурион не чувствовал в себе физических сил вновь возглавить страну. Он предложил назначить премьер-министром и министром обороны Моше Даяна. Себе он отвёл роль советника.
Эшколь пошёл на компромисс. Он остался на посту премьера, но согласился создать правительство национального единства, в которое вошли три новых министра, два из которых – Менахем Бегин и Иосеф Сапир, от блока Гахал – стали министрами без портфелей. Генерал Моше Даян получил портфель министра обороны. Через четыре дня, 5 июня 1967 года, он отдал приказ израильским ВВС нанести превентивный удар по египетским аэродромам, начавший Шестидневную войну…
А Бен-Гурион, который девятнадцать лет не мог произнести вслух слово «Бегин» и в Кнессете называл его «человек, сидящий рядом с депутатом Бадером», в феврале 1969 года, когда между давними недругами установились тёплые отношения, написал Бегину примирительное письмо, в котором, среди прочего, вспоминая Жаботинского, заговорил о своей эволюции:
««…» Моя Поля всегда была Вашей поклонницей, неизвестно почему. Я же всегда был противником Вашего пути, иногда слишком яростным и жёстким противником. Это было как до создания государства, так и после мая 1948 года. В той же мере я противился и всему тому, о чём говорил и писал Жаботинский.
Когда в 1933 году я был избран в Директорат Еврейского агентства, я пытался найти пути к этому человеку, и мы даже стали друзьями «…» Хотя наше соглашение с ним в 1934 году было отвергнуто моими коллегами по партии «…»
Я же всегда выступал – иногда очень жёстко – против выбранного Вами пути. Я не сожалею об этом, потому что считал и считаю, что правда была на моей стороне. (Каждый человек может ошибаться, иногда даже не чувствуя этого.) Но личной неприязни я к Вам никогда не испытывал. В последние же годы, узнав вас ближе, я стал всё больше ценить Вас, к радости моей Поли «…»»
Он не лукавил, когда написал «к радости моей Поли». Полина Бен-Гурион никогда не разделяла чувств, которые её вспыльчивый и упрямый супруг испытывал к Менахему Бегину, и она не раз прерывала его гневные тирады с оскорбительными эпитетами, которыми он награждал недруга, словами: «А всё же Бегин – благородный человек».
Последний бой
Накануне Шестидневной войны состоялось примирение Бегина с Бен-Гурионом. В Израиле впервые было создано правительство национального единства, в которое вошли представители правых партий. Так была разрушена «магическая» формула «ревизионизм = фашизм», которой социалисты размахивали с тридцатых годов, и устами Бен-Гуриона сравнивали Жаботинского, а затем и Бегина, с Гитлером.
Моше Даян, любимец Бен-Гуриона, в коалиционном правительстве ставший министром обороны, понимал, что Бен-Гурион уже не тот, каким его привыкла видеть страна. Чтобы не обижать Старика, Даян сказал ему, что будет с ним на связи (Бен-Гурион полагал, что станет его советником), и ежедневно направлял к нему одного из генералов, который кратко информировал его о событиях на фронтах. Но не более того. В его советах Даян не нуждался, понимая, что перед ним – усталый воин, лишённый былой хватки и проницательности. Он грустно говорил о Бен-Гурионе: «Он живёт в несуществующем мире, восхищается де Голлем, преувеличивает силу Насера и не способен оценить реальную силу израильской армии».
