Российское общество взволновали турецкие события. Оно сочувствовало армянам, пострадавшим от резни в предыдущем десятилетии, и мечтало о предоставлении независимости православным балканским странам. С Турцией Россия конфликтовала на протяжении двух веков, завоёвывая северное Причерноморье. Русских царей, едва был спущен на воду черноморский флот и адмирал Ушаков одержал первые победы в морских сражениях, соблазняли ключи к проливам, хранящиеся на поясе у султана, – и Санкт-Петербург желал знать (не только по дипломатическим каналам), как революция и смена власти отразятся на российско-турецких отношениях.
В пору, когда не было радио, телевидения и Интернета и единственным источником информации служило печатное слово, хорошие репортеры были на вес золота. Некая петербургская газета (её название Жаботинский в мемуарах не упоминает) предложила ему выехать в Константинополь и в качестве корреспондента освещать политические события. Это совпало с планами сионистов.
Жаботинский побывал в Константинополе, перезнакомился со многими министрами, наговорившими двадцать коробов обещаний, и воспользовался возможностью впервые посетить Палестину. В Россию он вернулся весной 1909-го, ненадолго задержался в Одессе и уехал с докладом в Вильно (нынешний Вильнюс), в расположение штаб-квартиры Центрального комитета сионистов России.
Его доклад о положении в Турции произвёл на членов Центрального комитета огромное впечатление. Заявления министров, пышными речами расточавших «восточные сладости» и клявшихся, что «отныне нет отличия между турком, греком и армянином», русские сионисты восприняли как знак того, что скоро на еврейской улице будет праздник и станет возможной не только алия, но даже и автономия. Они помнили, как десять лет назад, отказывая Герцлю в разрешении покупать в Палестине землю, султан ответил – некоторые теперь злословили, сам себе «накаркал»: «Если будут когда-нибудь делить мою империю, возможно, вы получите Палестину даром». До самой кончины Теодор Герцль верил, что будь у него больше денег, с султаном они бы «ударили по рукам». И теперь, когда политическая ситуация в Турции изменилась, русские сионисты, окрыленные сладкими речами, поверили: в Константинополе для сионизма настал звёздный час. С младотурками можно договориться!
Для контактов с новыми лидерами страны русские сионисты решили открыть в Константинополе политическое бюро, срочно организовали сбор денег и отдали собранные средства в распоряжение Давида Вольфсона, преемника Герцля на посту президента Всемирной сионистской организации. Вольфсон выехал в Константинополь. В помощь к нему центральный комитет делегировал Жаботинского. Посовещавшись, они выработали план действий. Официальным прикрытием стал издательский центр. В качестве издателей Жаботинский и Вольфсон курировали выпуск сионистских газет – ежедневную газету на французском языке «Младотурок» и три еженедельника: на французском языке – «Л’Орор», на испанском – «Эль худео», на иврите – «Гамевассер».
Это видимая часть айсберга. Невидимая часть представлялась достаточно сложной: используя «кулуарную дипломатию», они хотели получить разрешение на свободную алию и признание иврита официальным языком евреев Палестины. Действовали они осторожно, не произнося слово «автономия», которое, несмотря на щедрые посулы, раздаваемые младотурками, являлось в их ушах, как метко заметил Жаботинский, «пределом «трефного» и верхом мерзости».
Пропагандистская деятельность среди евреев была успешной в обеих общинах, ашкеназийской и сефардской, открывшей для Жаботинского новые грани еврейской души. Он влюбился в сефардов, обнаружив, что среди них национальная идея распространена больше, чем среди ашкенази, и «еврейская интеллигенция Салоник, Каира и Александрии» (словосочетание, исчезнувшее после 1948 года и не заменённое в международных словарях на «еврейские беженцы», в отличие от другого, вошедшего в словари: «палестинские беженцы») не уступает Варшаве и Риге.
Главная цель, ради которой русские сионисты открыли в Константинополе издательский центр, достигнута не была. Они были разочарованы: от младотурок ничего нельзя было добиться, кроме туманных слов и ничего не значащих обещаний. «Как об стену горохом», – резюмировал ситуацию на расширенном Исполнительном комитете сионистской организации в Вильно один из его видных членов. Жаботинский и сам понял бесполезность пребывания в Константинополе и подал в отставку. Для себя он раз и навсегда уяснил: «с кузеном нашим Измаилом» дороги у нас разные.
Прожитый в Турции год не пропал для Жаботинского даром. Неспроста говорят: «За одного битого двух небитых дают». Полученный опыт оказался полезным при оценке ситуации, сложившейся после вступления Турции в Первую мировую войну. Когда у немецких сионистов, поддерживавших кайзера, появилась надежда, что турки прислушаются к требованиям германского генерального штаба и уступят сионистам в вопросе о Палестине, Жаботинский, основываясь на личном опыте, отвечал прожектёрам, призывая поддержать страны Антанты: «Здесь отказ органический, обязательный, общая ассимиляция – условие условий для существования абсурда, величаемого их империей, и нет другой надежды для сионизма, кроме как разбить вдребезги сам абсурд».
Младотурки и Давид Грин
В то время как Жаботинский, разочаровавшись в младотурках, «свернул» проект и уехал в Россию, Давид Грин разглядел в революции шанс сделать политическую карьеру. Младотурки, пытаясь завоевать признание европейцев, демонстрировали желание приблизиться к стандартам европейской демократии и объявили о готовности предоставить национальным меньшинствам квоту на выборах в турецкий парламент.
Давид, не имея достаточного политического опыта, принял пустословие за «чистую монету» и размечтался: «Кто-то же должен представлять ишув в турецком парламенте и законным путём отстаивать его интересы!» В грёзах он видел себя в турецком правительстве в кресле министра по делам ишува.
Рассудив, что для занятий законотворческой деятельностью желательно иметь юридическое образование (опыт октябрьской революции в России продемонстрировал, что это условие необязательное), Давид решил поступить на юридический факультет Стамбульского университета. Первое препятствие – вступительные экзамены: абитуриент должен продемонстрировать знание государственных языков, турецкого и арабского. Денег на частные уроки не было. Несмотря на периодические денежные переводы из Плоньска, Давид с трудом выстраивал свой бюджет. Амбициозные планы оставались мечтой.
Неожиданное предложение, сделанное однопартийцами, застало его врасплох. Палестинское отделение «Поалей Цион» (Давид по-прежнему состоял в его руководстве) в середине 1910 года задумало издавать партийную газету – «Ха-ахдут» («Единство»). Редактором назначен был Ицхак Бен-Цви
[9]. Подбирая сотрудников, он вспомнил, что Давид Грин прекрасно владеет ивритом – таковых в партии было немного – и предложил ему попробовать себя в новом качестве. Давид удивился и начал отказываться:
