Бен-Гурион – студент Стамбульского университета
Был ли на перепутье Бен-Гурион? Нет, ему всё было ясно: оттоманизация. В ноябре 1911-го для подготовки к вступительным экзаменам в университет он уехал в Салоники, столицу Македонии – провинции Оттоманской империи, где стоимость проживания была относительно невысокой. Хотя Авигдор Грин продолжал оплачивать обучение сына и расходы на жизнь, его финансовые возможности были ограничены. Денежные переводы стали поступать реже, и зачастую Давид голодал. Однако он не отказался от планов поступления в университет, хотя было ещё одно препятствие, и немаловажное: отсутствие свидетельства об окончании средней школы. Деньги отца и помощь Бен-Цви ему помогли – торговля фальшивыми документами процветала во все времена и не всегда имела криминальный оттенок (вспомним, сколько людей по подложным документам были спасены в годы Холокоста).
В июне 1912-го вместе с Бен-Цви, также мечтавшем о турецком парламенте, он сдал вступительные экзамены и поступил на юридический факультет Стамбульского университета. Через два месяца начались занятия.
Ицхак Бен-Цви и Давид Бен-Гурион в Стамбуле (1912 год)
На фотографиях тех лет трудно отличить будущего премьер-министра Израиля от младотурка: коротенькие усы на турецкий манер, феска – вылитый турок! Если младотурки выполнят обещания и предоставят национальным меньшинствам квоту в парламенте, а также учредят пост министра по развитию Палестины, то юрист Бен-Гурион, знаток турецких законов, подготовлен для этой роли.
При виде его маскарадного фото с усиками и в феске (таким же «отуреченным» выглядел в чёрном рединготе Бен-Цви) уже не кажется смешным анекдот: «Что будет, если скрестить еврея и турка?» – «Затурканный еврей».
«Новым туркам» не повезло по причине, от них не зависящей: через два месяца после начала занятий стартовала Первая Балканская война
[13], приблизившая Вторую Балканскую войну, а затем и Первую мировую. Университет закрыли до лучших времён. Студенты, подлежавшие призыву в армию, были отправлены на фронт, а иностранные поданные вынужденно разъехались по домам. Бен-Гурион, не успевший принять турецкое подданство, вернулся в Палестину. Возвратился он в Стамбул через четыре месяца, когда в университете возобновились занятия.
В тот год ещё несколько палестинских евреев выразило желание учиться в Стамбуле. Среди них оказался Моше Черток, вошедший в историю под фамилией Шарет, – первый министр иностранных дел Израиля и второй, после Бен-Гуриона, премьер-министр. В 1913 году Шарета зачислили на юридический факультет Стамбульского университета. Учёба оказалась недолгой: Европа дышала войной, быстро превратившейся в Первую мировую.
The Jewish Regiment, еврейский легион
Европа сошла с ума летом 1914-го. В течение нескольких дней европейские империи объявили друг другу войну, в которую быстро втянулись другие страны. 1-го августа Германия объявила войну России, 6-го августа к Германии присоединилась Австро-Венгрия. Турция, стратегический союзник Германии, выжидала.
…Через месяц после начала мировой бойни Жаботинский стал военным корреспондентом московской газеты «Русские Ведомости». Редакция поручила ему писать не столько о боевых действиях, в описании коих он не был мастак, сколько о настроениях в европейских столицах. В Англии ему предстояло выяснить, какова доля правды в популярной в Санкт-Петербурге остроте, что британский лев «готов воевать до последней капли русской крови», в Швеции – будут ли скандинавы соблюдать нейтралитет или присоединятся к походу против России, а во Франции надлежало приглядеться, как держится любящий веселиться Париж: бодро или уныло. За короткое время по заданию редакции Жаботинский исколесил Европу, его паспорт пестрел пограничными штампами Швеции, Норвегии, Дании, Англии, Голландии, Бельгии, Франции, Испании, Португалии…
О своей работе в газете «Русские Ведомости» он писал в воспоминаниях: «Не знаю, кто распространил слух, будто я принадлежал в своё время к «первой шеренге» авторов общей печати в России. Это преувеличение, одна из «легенд». В Одессе и на юге я был популярен, среди евреев по большей части, но Петербурга я не «завоевал» «…» более сильное впечатление производили мои письма из Лондона в годы войны, которые печатались в московской газете «Русские ведомости», но от этой славы я уже не успел вкусить, потому что не вернулся в Россию».
В отличие от ура-патриотов, по обе стороны фронта с цветами и оркестром провожающих войска на передовую, Жаботинский испытывал к войне прохладное отношение. Он чувствовал себя наблюдателем, не желал победы ни одной из сторон и думал, что желательно как можно скорее заключить мир и прекратить бойню.
Всё изменилось в один день. Опрометчивый шаг Стамбула перевернул его сознание и сделал фанатиком войны до победного конца – его словно током ударило, когда дождливым утром в Бордо, в винной столице Франции, куда, подальше от фронта, переехали правительственные учреждения, он прочёл на уличной афише, что 30 октября Турция вступила в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. С этого дня война стала «его войной». Он не сомневался ни единой секунды в неизбежном поражении Турции, которое приведёт к расчленению Оттоманской империи и откроет дорогу для создания еврейского государства. Тут же у него зародилась мысль о еврейском боевом контингенте, который в составе британской армии примет участие в завоевании Палестины и в будущем станет основой регулярной армии еврейского государства.
Не зная, с какой стороны начать практическое осуществление спонтанно возникшей идеи, он решил воспользоваться возможностью, предоставленной ему «Русскими ведомостями». Прежде всего, он надумал изучить обстановку и запросил разрешение у редакции посетить мусульманские страны Северной Африки, дабы выяснить эффект, произведенный на местное население провозглашением султаном священной войны. Получив разрешение редакции, Жаботинский выехал в Марокко…
…Летом 1914 года сионистское движение было на распутье: евреи оказались по обе стороны фронта. Вступление Турции в войну породило надежду на создание еврейского государства в случае поражения Центральных держав
[14]. Но какую предпринять тактику? Терпеливо ждать окончания войны – или активно поддержать одну из сторон?
Сионистские лидеры России настаивали на нейтралитете, не без оснований полагая, что поддержка стран Антанты ударит по еврейскому населению Палестины (вначале так и произошло), а ориентация палестинских и немецких евреев на Турцию и Германию приведёт к еврейским погромам в России.
