Жаботинский вновь оказался в оппозиции. Он был уверен в победе Антанты и считал, что как бы ни была важна судьба евреев России, Польши, Галиции, не по своей воле оказавшихся во фронтовой полосе и почувствовавших на себе ужасы войны, в долгосрочном плане важнее «переворот еврейского бытия, какой принесёт расчленение Турции».
В том, что Турция будет разбита и расчленена, сомнений у него не было. Прожив в Константинополе год, он знал, насколько прогнила империя, и задолго до конференции в Сан-Ремо, разделившей наследие последнего турецкого султана, пророчествовал: Турция будет платить по военным счетам. «Камень и железо могут выдержать пожар – деревянная постройка должна сгореть, и не спасет её никакое чудо».
Путешествуя по Северной Африке (он посетил Марокко, Алжир, Тунис) и завернув по дороге в Рим, в декабре 1914-го корреспондент «Русских ведомостей» прибыл в Александрию – портовый египетский город, находившийся под управлением Великобритании. Таможенный офицер, листая русский паспорт с тридцатью визами разных стран, неожиданно проговорился, что буквально днями из Яффы прибыл пароход с чуть ли не тысячью сионистов, которых турки изгнали из Палестины. Жаботинского новость насторожила, и он быстро навёл справки.
Офицер оказался прав. В городе скопились тысяча двести русских евреев, отказавшихся принять турецкое подданство и призваться в турецкую армию, воевавшую против России. Англичане поселили их в бараках неподалеку от Александрии и поставили на довольствие. Жаботинский активно занялся их бытом, организацией кухонь – одной для ашкеназийских, другой для сефардских евреев, а также открытием школы, библиотеки, аптеки…
В Александрии находилось русское консульство, и русский консул Петров, узнавший, что в лагерях беженцев проживают евреи призывного возраста, царские поданные, потребовал от английского губернатора отправить их на русско-германский фронт. Среди беженцев оказался Иосиф Трумпельдор, георгиевский кавалер, герой русско-японской войны, первый еврей, произведенный в царской армии в офицеры. Стараниями Петрова, Трумпельдор жил на частной квартире и как инвалид войны получал офицерскую пенсию (в Порт-Артуре он потерял руку).
Отправка беженцев в Россию не входила в планы Жаботинского – еврейские солдаты нужны были для освобождения Палестины, и он присоединился к делегации старейшин еврейской общины Александрии, отправившейся с петицией к губернатору. Убедив его воспротивиться требованию Петрова, Жаботинский направился к Трумпельдору. Прежде они не были знакомы, но это не помешало им найти общий язык.
Жаботинский изложил ему свою идею. Не раздумывая, Трумпельдор его поддержал. В тот же вечер было созвано заседание Комитета по оказанию помощи беженцам, на котором Жаботинский и Трумпельдор предложили сформировать еврейский полк, в составе британской армии готовый сражаться за Палестину. Подавляющим большинством голосов предложение было принято.
Через неделю Комитет созвал собрание молодых беженцев. Им сообщили о требовании консула отправить их на русско-германский фронт и высказали предположение, что хотя англичане обещали отказать консулу, вряд ли они намерены длительное время содержать беженцев. Затем было высказана мысль, что рано или поздно британские войска двинутся из Египта в направлении Палестины, и у них есть шанс принять участие в освобождении Эрец-Исраэль. Это сообщение вызвало воодушевление, и около ста человек откликнулись на призыв записаться в еврейский полк.
Со списком добровольцев делегация Комитета, к которой присоединились Жаботинский и Трумпельдор, отправилась к Максвеллю, командующему британскими войсками в Египте. Генерал внимательно их выслушал, а затем разочаровал, сказав, что, во-первых, ему ничего не известно о подготовке наступления в направлении Палестины, а во-вторых, британские законы запрещают рекрутировать в армию иностранных подданных. Генерал предложил компромиссное решение, позволяющее обойти закон: создать невоинское подразделение, транспортный отряд для вьючной переправки на мулах воинского снаряжения, и использовать его на любом участке англо-турецкого фронта.
Жаботинский идти в такой отряд отказался. Трумпельдор придерживался иного мнения, считая, что на войне нет разницы между транспортными и боевыми подразделениями. Чтобы освободить Эрец-Исраэль, надо разбить турок – стало быть, любая дорога ведёт в Сион.
Жаботинский попрощался с Трумпельдором: «Если генерал Максвелл согласится учредить настоящий боевой полк, я приеду; если нет, поищу других генералов».
В поисках «других генералов» Жаботинский посетил Италию, следом – Францию, где Гюстав Эрез, редактор газеты «Victoire», представил его Делькассе, министру иностранных дел Франции. Везде его ждал отказ. Единственным достижением была встреча в Париже с Хаимом Вейцманом – они стали союзниками, и, хотя Вейцман не решался открыто принять сторону Жаботинского, но использовал свои связи, организовывая ему встречи с влиятельными политиками.
Из Яффы между тем поступали дурные вести: турки арестовали руководителей ишува. Предостерегая сионистов от поддержки Антанты, они пригрозили, что после окончания войны полностью запретят алию в Палестину. Это возымело действие на руководство сионистского движения, объявившего Жаботинского провокатором. Неприязнь к нему в широких еврейских массах усилилась.
24 апреля 1915 года в Турции начались убийства армян. Сионистские лидеры, опасаясь, что репрессии перекинутся на палестинских евреев, призывали «не раздражать турок» и ратовали за нейтралитет по отношению к воюющим сторонам.
10 и 12 июня 1915 года в Копенгагене состоялось заседание Большого исполкома с участием делегатов России, Германии, Англии и Голландии. Главным вопросом было обсуждение – точнее, осуждение – замысла Жаботинского создать еврейский легион, в составе британской армии сражающийся за Эрец-Исраэль. Делегаты говорили, что «евреи, рассеянные по обе стороны фронта, не могут поддержать ни одну из сторон, ибо это неминуемо подвергнет опасности евреев, живущих по другую сторону фронта». Представители Германии пугали, что при осуществлении этого плана пострадает немецкая еврейская община. Аврахам Усышкин, глава одесского сионистского комитета, прямо заявил, что формирование легиона – не только проигрышное дело, но и неблагодарное по отношению к Турции, принявшей в своё время изгнанников из Испании, и создание еврейской боевой части станет катастрофой для палестинских евреев.
Жаботинский пытался аргументировать: «Вы прибыли из Германии и из больной России, а я видел Англию, французский фронт, Египет, Алжир и Марокко. Все ваши рассуждения – самообман, с первого слова и до последнего. Германия не победит, а Турция будет разбита вдребезги. Но к чему спорить?» Он предложил компромиссное решение, позволявшее реализовать его план без раскола и ущерба сионистскому движению; суть заключалась в следующем: он выходит из сионистской организации и продолжает действовать как частное лицо, а сионистская организация, объявив, что не имеет ничего общего с идеей легионизма, продолжает соблюдать строгий нейтралитет. «Давайте не будем друг другу мешать», – резюмировал он.
Договориться не удалость. Исполком вынес резолюцию, требовавшую от сионистов всех стран активно бороться против пропаганды легионизма. Жаботинского подвергли анафеме. В Одессе, в его родном городе, во всех синагогах его называли предателем. Дошло даже до того, что один из виднейших лидеров русских сионистов, встретив на улице его мать, сказал ей прямо в глаза: «Повесить надо вашего сына». Тривуль, его старый друг, с которым в 1903 году Жаботинский организовывал одесскую самооборону, пришёл к нему во время его короткого визита в Одессу, чтобы со злостью сказать: «Никогда не следует спасать отечество без приглашения».
