Такая же ситуация сложилась весной 1948 года. Белый дом объявил о нейтралитете в ближневосточном конфликте и наложил эмбарго на продажу оружия обеим сторонам, а Госдепартамент запретил выдавать паспорта лицам, заявившим о намерении служить в неамериканских вооружённых силах. Американским евреям, участникам Второй мировой войны
[56], запрещено было отправляться добровольцами в Палестину.
Арабов американская позиция устраивала: Англия отказалась присоединиться к эмбарго и продолжала поставки оружия, а в Трансиордании «бывший» английский генерал Джон Глабб, в 1939 году из «деликатных побуждений» уволившийся из британской армии и получивший в награду от эмира Абдаллаха титул паши, по-прежнему возглавлял Арабский легион, периодически атаковавший кибуцы вокруг Иерусалима.
Ноябрьское голосование в ООН продемонстрировало, что единственным могущественным союзником сионистов является Советский Союз. По этой причине Бен-Гурион поручил Шарету обратиться к Громыко с просьбой о продаже оружия. Встреча политиков состоялась 5 февраля. Зная об указании Сталина, Громыко деловито поинтересовался: если оружие будет продано, есть ли у ишува возможность скрытно доставить его в Палестину и обеспечить разгрузку? Шарет немедленно телеграфировал Бен-Гуриону, спрашивая, может ли он обещать Громыко тайную доставку и выгрузку оружия. «Да», – не вникая в подробности, твёрдо ответил Бен-Гурион. Эта информация улетела в Москву. Колесо закрутилось.
В Центральной Европе на складах Советской Армии (так с 25 февраля 1946 года именовалась Красная Армия) скопилось огромное количество трофейного немецкого оружия, которое надо бы пристроить – с финансовой выгодой, разумеется. Им решили вооружить палестинских евреев. Но во избежание обвинений СССР в незаконных поставках оружия в зону конфликта и вмешательстве в дела, подведомственные английскому правительству (британский мандат продолжал действовать), продажу решили оформить через третьи руки. Выбор пал на Чехословакию. Генеральным секретарём ЦК КПЧ был еврей, Рудольф Сланский. На него можно было бы списать возможные неприятности. Так маленькая Чехословакия, только-только восстановившая государственный суверенитет, стала крупным поставщиком немецкого оружия.
Вскоре Иехошуа Ариэли, эмиссар Бен-Гуриона, подписывал в Праге контракт на поставку вооружения. Для прикрытия сделки использовали правительственный бланк Эфиопии, якобы являющейся покупателем трофейного оружия. Эта уловка сработала лишь частично. Английские военные корабли, установив морскую блокаду палестинского побережья, досматривали все суда, направлявшиеся в Хайфу и Тель-Авив. Поэтому большая часть закупленного оружия оставалась лежать на складах и поступила в Израиль после провозглашения Независимости, хотя небольшие партии лёгкого оружия контрабандным путём всё-таки были доставлены раньше.
Советско-чешская помощь Израилю не была безвозмездной – трофейное оружие оплачивалось пожертвованиями американских евреев (напомним: в годы войны через возглавляемый Альбертом Эйнштейном «Еврейский совет по оказанию помощи России в войне» частично оплачивались американские поставки по ленд-лизу). Советский Союз осуществил удачную сделку: выгодно распорядился трофейным оружием, заработав твёрдую валюту, а заодно частично разгрузил склады.
…Тем временем, в Вашингтоне арабские друзья США продолжали попытки поставить под сомнение решение Трумэна поддержать сионистов. 9 февраля Совет безопасности представил Трумэну анализ ситуации и нарисовал следующий сценарий развития событий: в военном отношении ишув слаб; если начнётся война, арабы начнут поголовное истребление палестинских евреев; Соединённым Штатам придётся вмешаться, тем самым поставив под угрозу свои интересы в арабском мире.
Трумэн колебался. Новости из Палестины подтверждали его опасения. В Иерусалиме 1 февраля была взорвана типография «Палестайн пост» и серьёзно повреждена поликлиника Хадасса. В других местах обстановка была не лучше.
…Эти известия повлияли на настроения в Белом Доме. 13 февраля Шарет сообщил Бен-Гуриону тревожную весть: американцы намерены отказаться от поддержки палестинских евреев. На встрече с еврейскими лидерами США Джордж Маршалл, Государственный Секретарь, подготавливая их к изменению американской политики, заявил: «Мы разочарованы бессилием Хаганы». Но была ещё одна причина, повлиявшая на настроение вашингтонских политиков; о ней Госсекретарь предпочёл умолчать: Маршалла тревожили события, происходящие в странах Восточной Европы, оккупированных Красной Армией, – там, по меткому выражению Черчилля, опустился «железный занавес».
В конце февраля беспокойство Госдепартамента усилилось. После пражских событий 20–25 февраля 1948 года в результате тихой и бескровной коммунистической революции последнее восточноевропейское государство перешло в советскую зону влияния. Зная о прокоммунистических настроениях большинства лидеров палестинских сионистов, Госдеп опасался, что еврейское государство, возглавляемое воинствующим социалистом Бен-Гурионом, окружившим себя кибуцниками и прокоммунистическими офицерами Пальмах, станет проводником советской политики на Ближнем Востоке.
23 февраля мощный взрыв на улице Бен-Иехуда унёс 50 жизней и нанёс значительный ущерб близлежащим зданиям. 11 марта взрыв в Иерусалиме во дворе Еврейского агентства унёс ещё 12 жизней… Для Трумэна это стало последней каплей. Под впечатлением военных неудач Хаганы он считал, что у ишува нет никаких шансов в войне с арабами, и вскоре Трумэн уступил давлению Госдепартамента. 16 марта, за два месяца до истечения срока действия британского мандата, он снял своё согласие на создание еврейского государства. Официальное сообщение об этом было сделано через три дня на заседании Совета Безопасности ООН.
Это был символический шаг – Президент не мог отменить решение Генеральной Ассамблеи. Но сенатор Уоррен Остин, возглавлявший в ООН американскую делегацию, 19 марта на заседании Совета Безопасности сделал хитрое предложение: отложить раздел, и до тех пор, пока евреи и арабы не придут к взаимному соглашению, установить над Палестиной временную опеку ООН. Принятие этого предложения фактически означало бы отмену раздела и отсрочку его на неопределённое время, ибо предыдущие двадцать пять лет попыток прийти к взаимному соглашению заканчивались нежеланием арабов участвовать в переговорах с евреями и даже теоретически обсуждать возможность раздела.
Когда Бен-Гуриону стало известно о предложении сенатора Остина, его возмущение вылилось в резкий протест: «Создание еврейского государства не зависит от резолюции ООН, хотя она имеет большое нравственное и политическое значение. Но мы вправе реализовать это решение силой. «…» Мы не примем никакой опеки – ни временной, ни постоянной, ни кратковременной. Чтобы ни случилось, мы больше не согласимся ни на какую форму иностранного господства».
Другими словами, но в том же духе ответил бы Жаботинский, если бы восьмой год не покоился в Лонг-Айленде, пригороде Нью-Йорка, на кладбище «Нью-Монтефиори». В эти дни Жаботинский и Бен-Гурион были бы союзниками.
