Всё время, пока «Альталена» приближалась к берегам Израиля, представители Бен-Гуриона вели с Бегиным интенсивные переговоры. Дневник Бен-Гуриона свидетельствует, что он не связывал себе руки резолюцией Совбеза и сознательно шёл на её нарушение, желая лишь втайне доставить оружие:
«Галили и Эшколь встретились вчера с Бегиным. Завтра-послезавтра прибудет их корабль, привезёт 800–900 человек, 5000 винтовок, 250 бренов, 5 млн. патронов, 50 противотанковых базук (пиат), 10 бронетранспортёров. Зифштейн «директор тель-авивского порта» полагает, что можно разгрузить за одну ночь. Я считаю, что нельзя подвергать опасности Тель-Авив. Не следует возвращать корабль. Надо привести его к неизвестному берегу».
Опытный конспиратор планировал использовать опыт нелегальной эмиграции, и «неизвестным берегом», к которому Галили попросил Бегина с «максимальной быстротой» причалить корабль, было поселение Кфар-Виткин.
Бен-Гурион никогда не был «белым и пушистым», свято соблюдавшим договорённости. Ему, как и Сталину, импонировало троцкистско-ленинское мышление, и, хотя Бен-Гурион никогда не произносил фраз, подобных макиавеллиевской «цель оправдывает средства», многим его поступкам этот лозунг не был чужд. Он его переформулировал: «Если вы положите на одну чашу весов все идеалы на свете, а на другую – существование Израиля, я выберу второе». Он был аппаратчиком и, как все аппаратчики, для достижения цели не брезговал ничем: поступал так, как было выгодно в данный конкретный момент. Формально споры вокруг «Альталены» начались из-за того, кому достанется доставленное оружие. Но на самом деле их подоплёкой была внутриполитическая борьба, и споры быстро переросли в желание учинить расправу над идеологическим противником. Повод был найден.
Бегин предложил передать двадцать процентов оружия своим отрядам в Иерусалиме, а остальное распределить по батальонам Эцель, влившимся в ЦАХАЛ, но Бен-Гурион, науськанный коммунистически настроенными офицерами Пальмах, ненавидевшими Бегина и пугавшими премьера угрозой правого мятежа, потребовал безоговорочно сдать всё оружие. Бегин же, думая о предстоящих выборах в Учредительное Собрание (Кнессетом израильский парламент стал называться с 16 февраля, через два дня после его первого заседания), хотел зафиксировать в глазах избирателей замалчиваемые правительством заслуги Эцель. Вначале он предложил временно поместить оружие на склады Эцель, затем, уступая давлению, согласился передать его на склады ЦАХАЛа, в охране которого символически участвовал хотя бы один часовой от Эцель. Затем он снял и это условие, попросив, чтобы в Иерусалиме на церемонии передачи оружия выступил его представитель.
Ультралевых это не устраивало – они не доверяли Бегину и искали повод с ним расправиться. Подозрения и недоверие привели к тому, что 19 июня Галили доложил Бен-Гуриону, что Бегин хитрит и стремится «сохранить отдельную военную организацию в рамках государства» (как будто таковой структурой не был Пальмах, сохранивший параллельное командование), – на это Бен-Гурион резко отреагировал: «В одном государстве двум армиям не бывать!»
В последующие дни Галили внушал Бен-Гуриону мысль об угрозе правого путча, в которую тот охотно поверил (в социалисте, склонном к радикальным поступкам, заговорил большевик).
Когда судно прибыло в Кфар-Виткин, где, желая помочь с разгрузкой оружия, его радостно встретили сотни членов Эцель, оставившие свои подразделения, окружение Бен-Гуриона и его самого обуяли прежние страхи о государственном перевороте, якобы подготавливаемом Бегиным. Бен-Гурион стал заложником собственных мыслей и угодил в ловушку, расставленную МАПАМ, мечтавшим устранить с политической арены идеологического противника.
Прежняя неприязнь возобладала, и Бен-Гурион заявил на заседании кабинета министров: «Мы не позволим Бегину делать всё, что ему заблагорассудится». Из его уст прозвучали слова о необходимости физического уничтожения оппонентов: «В случае неподчинения нашему требованию мы откроем огонь!»
В демократической стране такими методами с оппозицией не борются, и Бен-Гурион вынужден был пояснить: «Инцидент подвергает опасности наше военное усилие, и это главное, не говоря уже, что он опасен для государства. Это попытка разрушить армию. Это попытка уничтожить государство «…» Они должны сдать корабль и выполнять решения правительства «…» Мы все хотим избежать кровопролития», – неискренне сказал он и добавил, исключив всякую возможность компромисса: «Но никаких переговоров»
[71].
Обвинив Бегина в сепаратизме, Бен-Гурион расправился с идеологическим противником большевистскими методами. Бегину был предъявлен 10-минутный ультиматум, который даже технически выполнить было невозможно. Когда они истекли, Бен-Гурион отдал приказ открыть по судну огонь…
Как часто бывает, по прошествии лет непосредственные исполнители преступных распоряжений, оказавшись под огнём критики, пытаются себя обелить, прикрываясь телами вышестоящих начальников, служебным долгом и дисциплинированностью. Игаэль Ядин, начальник оперативного отдела ЦАХАЛ, поступил так же: «Бен-Гурион вызвал меня и приказал открыть по судну артиллерийский огонь, потому что это единственный путь заставить их сдаться. Я попросил отдать приказ в письменном виде».
Но не все оказались такими покладистыми. Не так легко было найти евреев, готовых стрелять по евреям. Американские лётчики, к которым обратился Хейман Шамир, один из высших офицеров ВВС, категорически отказались выполнить приказ и бомбить «Альталену». Вильям Лихтман, командир эскадрильи, сдержанно ответил: «Я приехал сюда, чтобы драться с арабами. Это то, что я знаю, и это то, что меня интересует». Когда Шамир настойчиво потребовал выполнить приказ, Лихтман вскипел, закричав: «Сволочи! Вы думаете, что я приехал сюда убивать евреев?! Вы можете забрать ваши сраные приказы и проглотить их! Но если хоть один из моих лётчиков согласится, то я всажу ему пулю в глотку. Это будет лучшее, что я сделаю в своей жизни».
Другой американский пилот-доброволец ответил Шамиру прямолинейно, но достаточно ясно: «Поцелуй меня задницу. Я прилетел сюда за десять тысяч миль и потерял четырёх товарищей не для того, чтобы бросать бомбы на евреев».
И тогда начали уговаривать артиллеристов. Иосиф Аксен, бывший офицер-артиллерист Советской Армии, отказался выполнить приказ Бен-Гуриона и командовать расстрелом, зато другой бывший советский офицер, Айзек Вайнштейн, согласился и корректировал огонь единственного орудия, которым на глазах сотен тель-авивцев была потоплена «Альталена»
[72].
Этот корабль прожил короткую жизнь. Он был построен в США для высадки десанта в Нормандии, после войны списан и приобретен ревизионистами, переименовавшими его в «Альталена» – в память о Жаботинском, использовавшем в юности это имя в качестве газетного псевдонима.
Так газетный Альталена, баловень Одессы и Рима, погиб дважды: первый раз от инфаркта в лагере Бейтар, в Нью-Йорке, в августе 1940-го, и второй раз – 22 июня 1948 года в Тель-Авиве, вместе с боевыми товарищами! И расстрелял его социалист Бен-Гурион, до своего самого последнего дня бывший поклонником Ленина и его методов руководства!
