Внешняя политика – прерогатива МИД и премьер-министра – с уходом Бен-Гуриона сосредоточилась в руках Шарета, совмещавшего оба поста. Конфликтуя с ним, Лавон вышел за рамки полномочий министра обороны. При поддержке сторонников активного курса, генерала Моше Даяна и Шимона Переса, генерального инспектора министерства обороны, он начал самостоятельно планировать военные операции, не ставя в известность премьер-министра. Нередко Шарет узнавал о них только после завершения операции или из радиосообщений.
В июле 1954-го по настоянию Насера начались египетско-британские переговоры об условиях эвакуации британских войск из зоны Суэцкого канала. Военная разведка Израиля докладывала правительству, что с уходом англичан Насеру перейдёт огромный военный потенциал: аэродромы, военные базы, оборонительные сооружения, склады оружия и боеприпасов – и, усилившись, он может начать войну.
Биньямин Джибли, руководитель военной разведки и близкий друг Лавона, разделявший его политику «жёстких мер», решил любой ценой этому воспрепятствовать. Он задумал осуществить в Египте серию террористических актов, направленных против дипломатических представительств Запада и их культурных центров. Взрывы и поджоги должны были, по его мнению, продемонстрировать неспособность египетских властей обеспечить общественный порядок и заставить англичан из-за опасения грядущего неминуемого хаоса прервать переговоры о выводе войск. Диверсионная операция планировалась за спиной Шарета, даже нюхом не чуявшего о намерении Джибли дестабилизировать ситуацию в Египте. Лавон был информирован об этих планах, но приказа начать операцию не давал. Тем не менее, вся ответственность лежала на нём. Джибли, привыкший к авантюрным и самостоятельным действиям министра обороны, проявил преступную инициативу и втянул страну в международный конфликт.
Операция военной разведки, начавшаяся в июне 1954 года, завершилась грандиозным провалом с губительными для Израиля внешнеполитическими последствиями. 6 октября все израильские газеты под крупными заголовками опубликовали переданное по каирскому радио выступление министра внутренних дел Египта, Захария Мухи эд-Дина, о раскрытии израильской шпионской сети.
Крупнейшая ежедневная израильская газета «Маарив» писала:
««…» Мухи эд-Дин сказал, что, когда подошёл срок подписания британско-египетского соглашения об эвакуации англичан из зоны Суэцкого канала, агентурной сети был отдан приказ действовать, чтобы доказать шаткость внутреннего положения Египта, испортить американо-египетские отношения и сорвать подписание соглашения. Мухи эд-Дин сказал также, что израильские агенты подложили 14-го июля зажигательные бомбы в секретариате американского посольства в Каире, а также в справочном бюро; 23-го июля такие же бомбы были подложены в кинотеатрах Каира и Александрии. По словам Мухи эд-Дина, один из этих зарядов, брошенный евреем Филиппом Натансоном, взорвался у каирского кинотеатра «Рио» и ранил его самого. В ходе расследования удалось задержать всю шпионскую сеть. По словам Мухи эд-Дина, члены организации прошли соответствующую подготовку в Израиле, где их специально обучали военному делу и радиоделу, фотографии и картографии»
[94].
Всего было арестовано 13 человек. Одиннадцатого декабря они предстали в Каире перед военным судом, проходившим под аккомпанемент мощной антиеврейской кампании, направленной против египетских евреев, которых Насер объявил пособниками «сионистского врага».
В правительстве Израиля разразился скандал, когда выяснилось, что премьер-министр не был информирован о крупномасштабной операции военной разведки. Лавон пробовал доказать свою непричастность, и по его требованию 2 января 1955 года Шарет назначил специальную комиссию для выяснения обстоятельств дела и степени ответственности лиц, виновных в проведении операции, не санкционированной правительством и премьер-министром. Комиссия работала в глубочайшем секрете, о её деятельности знала только политическая верхушка Рабочей партии. Министры от других партий и рядовые депутаты Кнессета о создании комиссии оповещены не были.
В ходе расследования Джибли и Лавон перекладывали друг на друга ответственность за провал операции. Джибли, фальсифицировав документы, доказывал, что он выполнял приказ министра обороны. Лавон это отрицал, утверждая, что Джибли действовал самостоятельно.
Официальное решение комиссии было расплывчатым. Имея противоречивые свидетельства, она не решилась возложить вину на кого-либо одного, но Шарет, желая сохранить в тайне итог разбирательства, отдал распоряжение прекратить расследование, не сняв обвинений в превышении должностных полномочий ни с одного, ни со второго.
27 января суд в Каире приговорил двух арестованных к смертной казни, шестерых – к длительным срокам тюремного заключения, от семи лет до пожизненного.
Едва стало известно о чудовищном провале военной разведки и безответственности Лавона, создавшего благодатные условия для самодеятельности своих подчинённых, соратники Бен-Гуриона удвоили усилия, уговаривая его вернуться в правительство.
1 февраля делегация высокопоставленных членов Рабочей партии приехала в Сде-Бокер и доложила Бен-Гуриону о приговоре каирского суда и о выводах комиссии. До фиаско в Каире Старик всегда поддерживал своего протеже. Когда партийная комиссия приступила к работе, он изменил своё мнение и высказался, что «не пристало министру обороны действовать в сфере, целиком и полностью относящейся к политике». На этот раз, выслушав гостей, он заявил твёрдо и однозначно: «Лавон должен уйти!»
Для Лавона, когда ему сообщили слова Бен-Гуриона, это стало последним ударом – он надеялся, что при поддержке Старика ему удастся доказать свою невиновность. 16 февраля 1955 года он подал в отставку. Никто из видных деятелей Рабочей партии не желал взвалить на себя ответственность за безопасность страны и занять освободившуюся должность министра обороны. После бесконечных визитов в Сде-Бокер лидеров Рабочей партии, обеспокоенных тем, что правительственный кризис угрожает стабильности в обществе, Бен-Гурион сдался. Уступив уговорам, он безрадостно записал в своём дневнике: «Уход Лавона очевиден, но нет никого, кто занял бы его место. Они уговаривают меня. Я не выдержал и решил, что должен уступить их настояниям и вернуться на пост министра обороны. Оборона и армия превыше всего».
В 68 лет он вновь взвалил на себя груз ответственности. Более полувека Бен-Гурион отдал реализации сионисткой мечты, и в сложившей ситуации превыше всего для него оказались общественный долг и забота о безопасности еврейского государства.
Шарет, обрадованный избавлением от Лавона и завершением правительственного кризиса, написал Бен-Гуриону благодарственное письмо: «Я восхищаюсь вашим решением как примером гражданственности и свидетельством глубокого товарищеского отношения к нам. Пусть восторг армии и нации послужит вам утешением. Буду у вас в воскресенье, после заседания Совета министров. Крепитесь!»
Журналисты оказались прозорливее Шарета. Когда стало известно о возвращении сде-бокерского отшельника, «Гаарец», ежедневная израильская газета, написала: «Уже давно было ясно, что Бен-Гурион вот-вот вернётся на политическую арену… Ясно также и то, что его возвращение в правительство, хоть официально он и не возглавит его, знаменует собой на деле конец правительства Шарета»
[95].
