Акт четвёртый: разбитые горшки. В партийных интересах Эшколь принял решение оправдать Лавона и без разбирательства тихо закрыть дело, но тут Бен-Гурион неожиданно взбунтовался и ринулся в бой. Требуя тщательного расследования, которое поставит в этом деле точку, он набросился на Лавона, на Эшколя – когда он был в гневе, то чувства меры не знал и даже по отношению к друзьям был беспощаден в словах и поступках – и потребовал довести расследование до конца. Центральный комитет МАПАЙ его не поддержал, и тогда в январе 1961 года он подал в отставку, принятую Президентом страны.
Компромисс был найден с трудом. Решение комиссии, оправдывающее Лавона, осталось в силе, но в наказание за то, что Лавон вынес сор из избы, Центральный комитет сместил его с поста генерального секретаря Гистадрута. А Бен-Гурион, резко потеряв в популярности и нажив в партии новых врагов, с приставкой «врио» до парламентских выборов остался во главе кабинета министров.
Со стороны ситуация выглядела абсурдной. Политики обменивались взаимными обвинениями, правительство пало, страна находилась накануне новых парламентских выборов, а общественность так и не была ознакомлена с официальной версией событий, спровоцировавших политический кризис. В августе 1961-го состоялись выборы в Кнессет 5-го созыва. МАПАЙ вновь победила (хотя и потеряла пять депутатских мест благодаря тоннам грязи, вылитых на избирателей), и Бен-Гурион вновь возглавил правительство. Но эта победа была кратковременной. Пропасть между ним и «старой гвардией» увеличилась. Финальный аккорд в этой драме завершился расколом партии в июле 1965 года. Но перед этим прошла вторая волна кризиса, и первая волна, как оказалось, ещё вернулась.
* * *
Вторая волна обычно гораздо сильнее первой. Второй политический кризис ударил по престижу Бен-Гуриона и выбил его из седла. Начался он с выступления Насера 21 июля 1962 года, ошеломившего мир сообщением, что Египет провёл успешные испытания ракет дальностью 280 и 560 километров, способных достичь столицы Израиля. Когда выяснилось, что в разработке ракетного оружия приняли участие западногерманские фирмы и сотни немецких инженеров трудятся в Египте, создавая для Насера наступательное вооружение, то это напрямую ударило по Бен-Гуриону. Его формула о «новой Германии», в которую он искренне верил, себя скомпрометировала.
Иссер Харель, глава Моссада, принадлежал к тем, кто ненавидел немцев, выискивая в каждом его нацистское прошлое. Слишком свежа была память о Холокосте, слишком болезненно воспринималось всё, связанное с Германией, и всего лишь два месяца прошло после казни Адольфа Эйхмана. «Ничто не научило Германию, – писали газеты, когда стало известно о новой угрозе, нависшей над Израилем. – «Теперь наследники Гитлера тайно вооружают Насера, стремящегося уничтожить еврейское государство».
Тяжёлые чувства одолевали Хареля, когда он предложил Бен-Гуриону лично обратиться к Аденауэру и потребовать от него прекратить военное сотрудничество с Египтом. Но премьер мыслил иными категориями. Помня о больших партиях высокотехнологического немецкого оружия, поставляемого в Израиль почти бесплатно, он предпочёл действовать закулисными методами и поручил Пересу уладить вопрос, переговорив со Штраусом, министром обороны Германии.
Штраус отпираться не стал. Он ответил, что государство не несёт ответственность за предпринимательскую деятельность частных фирм и лиц. Тогда Голда Меир и Шимон Перес предприняли попытки воздействовать на Аденауэра через нового президента США, Джона Кеннеди. Дважды они обращались к нему за помощью – и дважды получали отказ: Кеннеди не желал встревать в израильско-немецкие отношения. Как и раньше, еврейское государство должно было само позаботиться о своей безопасности.
И тогда с благословения Бен-Гуриона (Моссад всё-таки был в прямом подчинении премьер-министра) с сентября Харель начал силовое воздействие на немецких учёных и инженеров, работающих в Египте, вынуждая их покинуть страну. Методы принуждения были разные: от запугивания и угроз – до террористических актов, когда иные методы были исчерпаны. Газеты, израильские и зарубежные, обсуждали террористические акты (некоторые осуществлялись на территории ФРГ), и, хотя никто не брал на себя ответственность за их проведение, всем было ясно, откуда «растут ноги».
Метод запугивания себя оправдал: немецкие учёные и инженеры начали покидать Египет.
Работа разведчиков всегда сопряжена с риском провала. В марте 1963 года швейцарская полиция сообщила об аресте двух израильских агентов, участвующих в давлении на немецких инженеров. Поскольку улик против них не было, швейцарская полиция обвинила арестованных в попытке изнасилования дочери немецкого инженера.
Бен-Гурион в это время находился в отпуске. Голда Меир, замещавшая его на посту премьера, разделяла антигерманские настроения Хареля и через него передала Бен-Гуриону просьбу предпринять активные шаги к освобождению арестованных – но он, руководствуясь лишь ему одному известными стратегическими интересами Израиля, не хотел навредить им, делая громкое заявление. Его заботили грядущие переговоры с Аденауэром о новом кредите. Не подозревая, что недомолвками он вызовет на себя огонь оппозиции, Старик рекомендовал Харелю прокомментировать арест агентов в газетах, не упоминая при этом о немецких ракетах.
Харель созвал редакторов ежедневных газет и проинструктировал их, как следует освещать в печати произведенные аресты. После этого он уже не в силах был контролировать журналистов – хотя, похоже, в глубине души рад был тому, что случилось позднее. Газеты, в том числе зарубежные, заполнились шквалом статей одна страшнее другой, в которых авторы, не имея достоверной информации, дали волю воображению, пугая читателей египетскими ракетами, несущими боеголовки с химическим или бактериологическим оружием и за считанные минуты способными долететь до столицы Израиля. Отмечалось, что ракетная программа Египта осуществляется при поддержке Германии, на совести которой газовые камеры и шесть миллионов еврейских жизней.
Оппозиция усилила натиск на премьер-министра, называя его аморальным и беспринципным. Газеты припомнили ему рукопожатие с Аденауэром, возмущённо писали, что Ганс Глобке, статс-секретарь аденауэровской канцелярии, в 1936 году был комментатором Нюрнбергских расовых законов, а Теодор Оберлендер, министр по делам беженцев, переселенцев и пострадавших от войны, был политическим руководителем батальона украинских националистов «Нахтигаль». Премьеру напомнили, что в государственных учреждениях «новой Германии» – любимое выражение Бен-Гуриона, ставшее предметом для издевательств и едких комментариев, – служат бывшие нацисты, а две трети сотрудников западногерманского МИД во времена рейха состояли в НСДАП. Симпатиями к нацистскому прошлому некоторые газеты объясняли нежелание немецкого правительства прекратить деятельность своих граждан, враждебную еврейскому народу.
Правительство Израиля уже не могло отмалчиваться, понимая, какие негативные чувства вызывает у евреев одно лишь слово «Германия». Но поскольку Бен-Гурион по-прежнему находился в отпуске, кабинет министров поручил Голде Меир выступить в Кнессете с публичным заявлением, разъясняющим позицию правительства.
