Я вспомнила пронизывающую до костей усталость и тошнотворное головокружение, которые испытала во время побега из лечебницы. Насколько же больше потребуется сил, чтобы открыть проход между двумя мирами?
Мой отец утверждал, что двери находятся «в точках особого, не поддающегося определению резонанса», в местах, где пустота истончается и миры слегка соприкасаются. «Может, это все равно что отодвинуть шторку или открыть окно». От верности этого осторожного предположения зависела моя жизнь.
Сэмюэль, прищурившись, посмотрел на звезды. Его лицо выражало спокойствие.
– Тогда не надо.
– Но Джейн… Аркадия…
– Мы придумаем, как выжить, Январри. Доверься нам хотя бы в этом. Не рискуй собой, если думаешь, что не получится. – Его голос звучал ровно и непринужденно, как будто мы обсуждали вероятность дождя или ненадежность расписания поездов.
Я опустила взгляд, сомневаясь и стыдясь собственного сомнения.
Но потом я ощутила осторожное прикосновение к своему лицу. Сэмюэль ласково дотронулся до моего подбородка двумя пальцами, заставляя приподнять голову. Его глаза смотрели серьезно, а губы изогнулись в легкой полуулыбке.
– Но если все же хочешь попробовать, я в тебя верю. Стрега.
Меня охватило головокружительное тепло, как будто я вдруг оказалась в центре пылающего костра. Я не знала, что это за чувство и как его назвать, – и неудивительно, ведь никто прежде в меня не верил. Или верил в другую, более слабую меня. И Локк, и мой отец, и Джейн видели во мне робкую Январри, которая бродила по коридорам особняка, как привидение, и нуждалась в их защите. Но Сэмюэль смотрел на меня так, будто ждал, что я вот-вот начну глотать огонь или плясать на облаках. Будто верил, что я способна совершить нечто чудесное, смелое и невероятное.
Мне показалось, будто на мне сияющий доспех, а за плечами выросли крылья, будто я выхожу за пределы собственного тела. Это чувство подозрительно напоминало любовь.
Еще секунду я жадно всматривалась в лицо Сэмюэля, пропитываясь его уверенностью, а потом, повернувшись к двери, вдохнула запах дыма и океана. Вера Сэмюэля стала ветром, наполнившим парус корабля. Я поднесла ручку к бумаге.
«Дверь открывается», – написала я и поверила в каждую букву.
Я поверила в блеск чернил в ночной темноте, в силу своих пальцев, сжимающих ручку, в реальность другого мира, ждущего по ту сторону невидимой завесы. Я поверила в то, что можно получить второй шанс, исправить ошибку и переписать историю. Я поверила в веру Сэмюэля.
Я оторвала ручку от бумаги, и по равнине бесшумно пробежал ветер. Звезды над головой замерцали, а лунные тени нарисовали странные узоры на земле. Я почувствовала, что улыбаюсь, а потом мир накренился, и меня подхватили теплые руки Сэмюэля.
– Значит… у тебя…
Я кивнула. Проверять нужды не было – я уже слышала ритмичный плеск волн Атлантики, чувствовала бесконечную пустоту Порога, растянувшегося за Дверью. Торжествующий смех вырвался из груди Сэмюэля. Я почувствовала его щекой, а потом рассмеялась с ним вместе, ведь у меня получилось. У меня получилось, и я не умерла. Все вышло даже легко, если сравнивать с Брэттлборо, где мне пришлось вырезать слова на собственной коже. Я словно отодвинула шторку.
Спотыкаясь, мы побрели обратно в город, опираясь друг на друга, словно пьяные. Голова кружилась от облегчения. Я готова была поверить, будто мы просто два подростка, сбежавшие на прогулку без присмотра старших после отбоя, знающие, что утром им здорово достанется, но слишком беспечные, чтобы думать о расплате.
Но потом Сэмюэль тихо произнес:
– Значит, мы в безопасности. Они ведь думают, что этот мир закрылся навсегда, и больше не придут сюда. Мы можем остаться хотя бы на какое-то время.
В его голосе слышался вопрос, но я не ответила. Я вспомнила медный компас Илвейна и то, как он втягивал воздух носом, будто ищейка, почуявшая след. Он найдет меня.
И, когда это произойдет, буду ли я скрываться где-нибудь в чужом мире? Прятаться за спинами тех, кто лучше и смелее меня? В голове замелькала кинопленка: вот Сэмюэль, бледный и безучастный, падает на пол хижины; вот Соломон лежит, завернутый в белую простыню; вот Джейн истекает кровью, устремив взгляд к звездам.
Нет.
Пусть я юна, неопытна, лишена средств к существованию и все такое прочее, но – я стиснула ручку пальцами так сильно, что побелели костяшки, – я не беспомощна. И теперь я знала, что на свете нет по-настоящему закрытых Дверей.
Я покосилась на силуэт Сэмюэля в серых предрассветных сумерках.
– Да, – ответила я. – Конечно, мы останемся.
Притворяться я умела всегда.
Прежде чем уйти, я написала три письма.
Дорогой мистер Локк,
хочу, чтобы вы знали: я жива. Сначала я не хотела писать это письмо, но потом представила, как вы будете волноваться и злиться, расхаживать по кабинету, кричать на мистера Стерлинга или слишком много курить, и решила, что должна послать вам весточку.
Еще я хочу сказать, что не испытываю к вам ненависти. А следовало бы: вы знали настоящую историю моего отца, но утаили ее от меня, вы состоите в Археологическом обществе, которое оказалось прикрытием для опасного культа, вы уволили Джейн, позволили избить Синдбада, отправили меня в Брэттлборо… Но я вас не ненавижу. Не совсем.
Я не испытываю к вам ненависти, но и доверия тоже. Действительно ли вы пытались защитить меня? От таких, как Хавермайер и Илвейн? Если так, позвольте сообщить, что ваша защита оказалась, увы, бесполезной. Поэтому, уж простите, я не стану сообщать точные координаты места, куда намереваюсь отправиться.
Мне бы очень хотелось вернуться в ваш особняк, в маленькую серую комнатку на третьем этаже, но я не могу. Вместо этого я последую за отцом. Я отправлюсь домой.
Простите, что не справилась с ролью хорошей девочки. Мне жаль. Немного.
С любовью,
Январри.
Джейн,
на всякий случай. Официально завещаю тебе всю мою коллекцию книг. Считай это письмо документом, имеющим юридическую силу. Может, однажды ты явишься на распродажу частной коллекции, покажешь распорядителю это письмо и уйдешь с первым изданием «Книги джунглей» или полным собранием выпусков «Смелости и удачи».
Так странно: столько лет я мечтала о возможности сбежать, умчаться к бесконечному горизонту и больше не беспокоиться о том, хорошо ли отглажены мои юбки, правильной ли вилкой я ем и доволен ли мной мистер Локк, а теперь… Теперь я, пожалуй, с легкостью променяла бы эту возможность на один дождливый день, за который мы с тобой перечитали бы по роману, устроившись в одной из башен особняка Локка, словно безбилетные пассажиры, спрятавшиеся на огромном корабле.
И все же, оглядываясь назад, я понимаю, что в глубине души мы обе чего-то ждали, старательно удерживая себя в болезненном напряжении, будто люди на вокзале, которые стоят на платформе с аккуратно упакованным багажом в руках и выжидающе смотрят на пути.
