Локк наклонился ко мне, широко раскрыл глаза, чтобы я могла рассмотреть их льдистую радужку, и тихо произнес:
– Как назвать такой цвет? У нас он назывался словом, у которого нет эквивалента в английском языке. Оно означало особую разновидность снега, который выпал и повторно замерз, поэтому стал прозрачно-серым…
«Нет», – подумала я, но это слово прозвучало у меня в голове совсем тихо, будто кто-то вдалеке звал на помощь. Сломанный стебелек вонзился в мою босую ступню. Я надавила на него, почувствовала, как он сдирает с кожи верхний слой и как воздух щиплет ранку.
Лицо Локка все еще было рядом с моим.
– Ты, конечно, давно знакома с Врожденным правом. Ты была такой своевольной малышкой.
«Как железо в кузнечном горне». Я на мгновение представила себя оранжевым куском металла на наковальне, на который раз за разом опускается молот…
Локк снова выпрямился.
– Врожденное право – это приглашение править. Мы должны были либо вызвать нашу предводительницу и помериться с ней силой воли, либо уйти и сколотить собственный жалкий клан. Я бросил вызов этой старой ведьме сразу, как только смог, победил, оставив ее плачущей и сломленной, и закрепил за собой Врожденное право в шестнадцать лет. – В его голосе слышалась самодовольная жестокость. – Но в том мире нет постоянства. Все новые кланы, все новые лидеры, все новые войны. Мне хотели бросить вызов. Против меня поднимались несогласные. Однажды ночью случился очередной налет, и я проиграл состязание воли. Я сбежал и… Ты уже знаешь, что я нашел.
Мои губы беззвучно шевельнулись: «Дверь».
Он снисходительно улыбнулся.
– Верно. Трещину в леднике, которая вела в другой мир. О, какой это был мир! Изобильный, теплый, населенный слабыми людьми, которые поддавались мне с одного взгляда, – все то, чего не было в Ифринне. Через несколько часов я вернулся к разлому и голыми руками превратил его в гору камней.
Я ахнула и широко раскрыла глаза. Локк фыркнул.
– Что? Думаешь, мне следовало оставить проход открытым, чтобы какой-нибудь ублюдок из Ифринна пролез сюда вслед за мной и уничтожил мой чудесный нежный мир? Нет уж.
Он строил из себя надежного и благородного пастыря, который заботится о грешной пастве. Но сквозь его проповедь проглядывало что-то еще, какой-то животный ужас, подобный тому, который испытывают загнанные в угол псы и тонущие люди.
– Вот о чем я тебе говорю, Январри. Ты называешь их «дверями», как будто это нечто будничное и необходимое, но ты ошибаешься. Через них в мир проникают опасные явления.
«Такие, как вы. Такие, как я?»
– Я нашел себе городок, достаточно большой, чтобы не привлекать лишнего внимания. Для человека с Врожденным правом не составило труда заполучить еду и одежду. Как и чудесный дом, а также любезную молодую женщину, которая обучила меня местному языку. – Самодовольная улыбка. – Она рассказывала мне сказки об огромных крылатых змеях, которые живут в горах и стерегут золото и которым нельзя смотреть в глаза, потому что они украдут твою душу. – Ласковый смешок. – Должен признаться, мне всегда нравилось все красивое. Разве мой особняк не похож на сокровищницу дракона?
Локк принялся расхаживать неровными кругами, вытаскивая помятую сигару из кармана и жестикулируя на фоне синего полуденного неба. Он рассказал мне о своей юности, проведенной в изучении языка, географии, истории и экономики; о своих путешествиях в поисках других разломов, которые он посещал, обкрадывал и сразу же уничтожал. В итоге он пришел к выводу, что его новый мир тоже охвачен хаосом и мятежом («Сперва американцы, потом проклятые французы, потом даже гаитяне! Один бунт за другим!»), но постепенно улучшается под контролем новых, более склонных к порядку империй.
Я слушала. Солнце пульсировало, как горячее желтое сердце, касаясь моей кожи, а слова «не двигайся» кружили у меня в голове, как гарпии. Казалось, мне снова двенадцать, я сижу в его кабинете и слушаю очередную лекцию, уставившись на «Энфилд» в стеклянной витрине.
Локк вступил в ряды Благородной Ост-Индской компании в тысяча семьсот восемьдесят первом году и, разумеется, быстро поднялся по карьерной лестнице («И дело не только в моем Врожденном праве, не надо на меня так смотреть»), сколотил неплохое состояние, начал свое дело, несколько раз уходил на покой и снова поступал на службу в компанию, чтобы не вызвать подозрений касательно своего возраста, построил себе дома в Лондоне, Стокгольме, Чикаго и даже обзавелся небольшим зеленым поместьем в Вермонте в девяностые годы восемнадцатого века. Он, конечно же, периодически менял место жительства, переезжая из дома в дом, продавая их и снова покупая.
Долгое время он думал, что этого будет достаточно.
А потом, в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом, группа подданных-бунтовщиков восстала против колонизаторов, подожгла британские форты и почти целый год торжествовала в округе, прежде чем бунт был жестоко подавлен.
– Я был там, Январри. В Дели. Я обошел всех бунтовщиков, каких смог найти, – а это было непросто, поскольку капитан приказал заряжать ими пушки, – и все рассказывали мне одно и то же: старая бенгалка в Мируте прошла через странную арку и вернулась через двенадцать дней. Она поговорила с каким-то существом-пророком, которое объявило ей, что ее народ однажды освободится от иностранных правителей. Поэтому они взялись за оружие и восстали против нас.
Локк вскинул руки, будто заново переживая свой прошлый гнев.
– Разлом! Чертова дверь, спрятавшаяся прямо у меня под носом! – Он резко выдохнул и зацепился большими пальцами за пояс брюк, словно пытаясь таким образом сдержать свою ярость. – Я понял, что моя миссия не терпит отлагательства, что необходимо бросить все силы на уничтожение разломов. Я начал набирать последователей. Так и образовалось Общество, тайная организация сильных мира сего: человек из Царицына, что на Волге, хранивший свое сердце в бархатной шкатулке; богатая шведская наследница; житель Филиппин, который умел превращаться в огромного черного кабана; несколько принцев и десяток конгрессменов; белокожее существо из Румынии, которое питалось человеческим теплом.
Теперь Локк снова остановился лицом ко мне, и мой взгляд зацепился за его, как ткань за сучок.
– Мы хорошо справлялись с работой. Полвека мы трудились в тени, оберегая безопасность и процветание этого мира, мы закрыли десятки, может, даже сотни разломов, внесли свой вклад в стабильное, светлое будущее. Но, Январри, – его взгляд стал еще пронзительнее, – этого недостаточно. Еще слышны голоса бунтовщиков, еще сохраняются угроза стабильности и опасные колебания. По правде говоря, нам очень нужна любая помощь, особенно теперь, когда твоего отца больше нет.
Его голос опустился до хриплого шепота.
– Помоги нам, дитя мое. Присоединяйся к нам.
Полдень давно прошел, и наши тени начали осторожно отползать от нас все дальше, распадаясь на тонкие полоски в высокой траве. Я ступнями чувствовала глухой гул реки и цикад, как будто сама земля что-то напевала себе под нос.
