Но у героя книги Лема совсем другой ответ на парадокс Ферми. Писатель предположил, что, вероятно, более древние инопланетные цивилизации и не молчат вовсе. Напротив, у них было столько времени на эволюцию и развитие, что они создали технологии, позволяющие менять сами законы физики. Герой полагает, что наблюдаемые законы физики – продукт этих цивилизаций, их способ коммуникации. Более точно – способ «необщения», уважающий право каждой цивилизации самостоятельно определять свои будущие законы физики. В общем, Лем рассказал нам историю о том, что законы природы могут меняться и, возможно, мы когда-нибудь тоже научимся их изменять и сыграем свою роль в развитии Вселенной.
– И насколько правдоподобной вам кажется такая идея?
– Она еще более спорная, чем теория Стругацких. Но давайте не будем воспринимать фантастику слишком серьезно! Хотя сама идея, что законы природы могут меняться, повлияла на ход моих дальнейших рассуждений. Кроме того, как я уже говорил, повесть «За миллиард лет до конца света» заставила меня задуматься о возможности научных проверок, позволяющих понять, играет ли с нами природа или и правда какой-то высший разум избирательно меняет правила игры, когда подворачивается подходящий повод.
– Например, когда вы радуете его гуманизированными жертвоприношениями.
– Или удивляем его как-то иначе.
Глава 3. Сделаем некромантию снова великой
– Как называлась ваша первая научная статья?
– Статья в Nature называлась «Неизвестный фактор, ассоциированный со смертью, продлевает жизнь мышам». Мы написали, что некоторые грызуны из когорты, подвергнутой эффекту гуманизированных жертвоприношений, прожили более пяти лет. При формулировке выводов мы аккуратно преуменьшили значимость исследования, написав, что либо мы сделали новое открытие, либо столкнулись с каким-то неизвестным источником искажений, который мог отразиться и на других работах по старению. И добавили, что именно поэтому подобные опыты очень важно повторить.
– Наверное, научное сообщество бурно отреагировало на вашу работу?
– Не так бурно, как я ожидал. Честно говоря, я думал, что коллеги начнут нас активно критиковать, а вот люди, далекие от науки, примут наши результаты – ведь многие верят в магию, астрологию и божественное вмешательство. Однако в итоге большинство ученых посчитали исследование интересным, но, скорее всего, ошибочным. Чаще всего мне попадалось мнение в духе: «Вот дождемся новых данных, а потом уже сделаем выводы».
В общем, мы правильно сделали, что были беспощадно критичны по отношению к своим результатам. Иначе коллеги окрестили бы нас мракобесами.
– Ваш рассказ напомнил мне фильм «Контакт». Там доктор Элли Эрроуэй обнаружила инопланетный сигнал и попросила коллег не подтверждать ее догадки, а доказать, что она не права. Найти ошибки в ее анализе, предложить альтернативные объяснения… Только когда все попытки опровергнуть гипотезу провалились, Эрроуэй заявила, что человечество столкнулось с сигналом от другой цивилизации.
– Отличный пример. Кстати, вы знаете, что фильм сняли по роману талантливого астрофизика Карла Сагана? Саган обладал чутким представлением о научном процессе. И да, как доктор Эрроуэй пыталась опровергнуть собственную теорию, так и мы приложили немало усилий, чтобы опровергнуть существование обнаруженного нами эффекта.
Думаю, большинство ученых с уважением отнеслось к такой самокритике, даже если и не было готово принять наше открытие. Но нашлись и исследователи, которые обвинили нас в фабрикации данных. Доктор Дрейк, по совместительству известный блогер и популяризатор науки, написал, что мы, вероятно, стали жертвами пранка – наших старых мышей заменили молодыми. Признаюсь, мы и сами рассматривали такой сценарий. Еще Дрейк пошутил, что мы пытаемся «сделать некромантию снова великой».
– Существует точка зрения, что наука довольно догматична и консервативна. Что сложно донести новые идеи, пошатнуть устоявшуюся парадигму. Вы испытали что-то подобное на себе?
– Наука определенно не догматична. Она лишь требовательна к доказательствам. Нельзя, например, просто так взять и заявить, что какое-то вмешательство лечит рак или продлевает жизнь. Вы должны показать, что проделали большую интеллектуальную работу, честно пытались опровергнуть собственные выводы. Доктор Дрейк имел полное право на сомнения. Он сделал ставку на наиболее вероятный исход развития событий.
– Вы довольно спокойно относитесь к критике. Даже когда вас обзывают некромантом…
– Жаль, что это считается чем-то особенным, а не нормой. Многим проще заявить, что мир не готов к их гениальным идеям, отвергнутым лишь в силу грандиозности, сложности понимания для простых смертных и необходимости смены уже упомянутой «парадигмы», чем придумать и провести нормальные и убедительные проверки. В отличие от любителей квантового исцеления, гомеопатии или астрологии, профессиональные исследователи не строят из себя жертв. Они просто делают свою работу.
– И много ли примеров, когда ученый, сделавший противоречивое открытие, утер нос своим критикам?
– Конечно. Мало кто верил в идеи Стэнли Прузинера, что некоторые инфекции передаются белками. Все знали, что заразу распространяют бактерии, грибы и вирусы. А как инфекцию вызывает белок? Но Прузинер проводил исследование за исследованием и в итоге показал, что это происходит путем передачи структурных изменений: одни белки меняют другие, подобные себе. Это создает цепную реакцию, которая может привести к коровьему бешенству и болезни куру – «хохочущей смерти» – у людей. Обе болезни вызваны накоплением неправильно свернутых прионов в мозге – так теперь называются инфекционные белки. Повреждения мозга при куру вызывают неконтролируемые приступы смеха и в итоге смерть. За свои работы Прузинер заслуженно получил Нобелевскую премию.
Похожая история случилась с Барри Маршаллом и Робином Уорреном, открывшими, что, вопреки существовавшим ранее убеждениям, язву желудка вызывает бактерия Helicobacter pilori. Сначала многие ученые и врачи сомневались в этом, но появилось больше данных, и теперь это – общепризнанный факт. За свое открытие Маршалл и Уоррен тоже получили Нобелевскую премию.
– С научной критикой ваших экспериментов все понятно. Были ли к ним этические претензии? В конце концов, вы распрыскивали мышиную кровь над пентаграммой.
– Да, обвинений хватало. Мы оказались в центре всеобщего внимания и каждый день получали массу злобных писем.
– О чем писали ваши недоброжелатели?
– Что мы выполняем работу Сатаны, конечно! Что будем гореть в аду!
– Но, наверное, не все критики оказались религиозными фанатиками?
– Конечно. Обеспокоены были и некоторые наши коллеги. Гарвардский университет даже сформировал этическую комиссию, которая расследовала наши рабочие практики. Нас с Мэри заставили пройти дополнительный курс по этике и правилам экспериментирования на животных. Кажется, я проспал большую часть лекций. Но я не особо переживал из-за критики. Я скорее беспокоился из-за одобрения и похвалы.