– «Инфицированные вирусом агрессивности полностью теряют чувство самоконтроля и ощущение опасности, что неминуемо приводит их к смерти», – прочитал прозектор и хмыкнул недоверчиво. – Да неужели? А транквилизаторы? А барбитураты? Столько же препаратов есть! Да и не бывает такого, чтобы человек в здравом уме и твердой памяти не мог себя контролировать!
Сигарета то и дело гасла, и Александр Иванович нервно щелкал зажигалкой, прикуривая. Докурив, он неожиданно ощутил, что его почему-то бьет мелкая дрожь, словно в похмелье. За окном ритмично шаркал метлой дворник, и каждый скребущий унылый звук царапающей асфальт метлы раздирал нервы. Хотелось бежать куда подальше – только бы не вдыхать тяжелый удушливый запах сырого мяса, не слышать хруст ломаемых костей, не вздрагивать от звяканья скальпелей в стерилизаторе.
Допив остывший чай, прозектор накинул куртку. Уже одеваясь, он вновь взглянул на мятую газету.
– «Установлено, что опасный грызун исключительно плотояден. Ведет преимущественно ночной образ жизни. Среда обитания – теплотрассы, подземные коллекторы, подвалы домов, любые сухие и теплые места», – вполголоса прочитал он и, постояв задумчиво, вышел из кабинета, но тут же вернулся, чтобы прихватить газету с собой.
Малолитражка Александра Ивановича была припаркована в больничном дворе. Нырнув в теплый металлический пузырь, он завел двигатель, выехал за ворота и, постояв на перекрестке, покатил в сторону своего дома, стоявшего в самом конце Южного округа.
Машина с рокотом вкатилась на горб путепровода, проскочила под грохочущей аркой моста и выехала на проспект. Улицы были почти пустыми – лишь кое-где на фоне серых стен прорисовывались огромные тени патрульных да чиркали проблесковые маячки милицейских автомобилей. Мертвенным светом светились окна домов, и телевизионные антенны на крышах упирались в небо кладбищенскими крестами. Обгоняя урчащий автобус, патологоанатом поймал себя на сравнении самоходной жестяной коробки с консервной банкой, плотно набитой несвежей человечиной.
До дома было рукой подать, однако Александр Иванович не спешил парковать машину в собственном дворе. Идея, зародившаяся еще в кабинете морга, прорастала в мозгу неудержимо, словно молодая трава под асфальтом.
– Значит – теплотрассы, подземные коллекторы, подвалы домов, любые сухие и теплые места, – вполголоса процитировал он прочитанное в газете. – Значит, плотоядные… Очень хорошо.
Недалеко призывно светилась мертвенно-желтая вывеска «Макдоналдса» – несмотря на чрезвычайное положение, уличный фастфуд все еще работал по ночам. Подобно многим заведениям, этот ресторан теперь ограждала спираль Бруно. У стеклянной вертящейся двери стояло двое охранников в кевларовых бронежилетах, с автоматическим оружием. Внимательно осмотрев ночного посетителя с головы до ног, они кивнули старшему по залу – мол, все в порядке, вроде бы не маньяк.
– Что-нибудь с мясом дайте, – попросил патологоанатом, оглядывая светящееся рекламное табло над головами продавцов. – Кусочки жареной курицы и гамбургер? Подойдет. Да, да, и того, и того, по две большие порции. Упакуйте с собой.
Отъехав с паркинга, Александр Иванович развернулся и повел автомобиль не в сторону дома, а к Промзоне – окраинному району, заставленному однотипными зданиями унылой промышленной архитектуры. Район этот, неуловимо напоминавший заброшенное кладбище, и в светлое время суток был малолюден. Теперь же тут не было ни единого человека – проезжая по улице, прозектор не заметил даже припаркованных на обочине автомобилей. Что, впрочем, не удивляло. Почти все предприятия Промзоны были закрыты уже пятый день – люди отказывались там работать за любые деньги. По слухам, страшных тварей тут многократно видели даже днем, и можно было не сомневаться, что с наступлением темноты они тут просто кишели.
Зыбкий свет полной луны причудливо подсвечивал улицу и кирпично-бетонные строения, придавая пейзажу сходство с полутемным аквариумом. Огромная заводская труба вздымалась над Промзоной, словно дубинка первобытного дикаря. Алые маячные огоньки на ее вершине терялись в ночи, расплываясь едва различимыми кровавыми пятнами.
Александр Иванович заглушил двигатель, хлопнул дверкой, открыл багажник. Внутри, сбоку запасного колеса, лежала пустая жестяная канистра.
Помахивая канистрой, прозектор двинулся во влажную темноту. Он точно знал, что неподалеку есть спуск в теплотрассу (когда-то он прирабатывал в милицейской экспертизе и несколько раз выезжал туда за трупами бомжей). Подсвечивая путь мобильным телефоном, он довольно быстро отыскал бетонный куб. Осмотрелся, подобрал кусок арматуры, с хрустом взломал хлипкий запор…
Из темноты густо пахнуло пылью, высушенным дерьмом и вонью нагретых за день асбестовых изоляторов. Прозектор открыл канистру, бросил внутрь покупки из «Макдоналдса» и, не закрыв канистру, вышел наружу, оставляя дверь приоткрытой. Он знал наверняка: обычная крыса, попади она в металлическую емкость с узким горлышком, никогда не выберется наружу. Правда, неизвестно было, распространяется ли это правило на афганских крыс, однако другого способа добыть Rattus Pushtunus у него не было.
Теперь предстояло ждать, когда крыса, привлеченная запахом угощения, залезет внутрь канистры. И хотя «ждать и догонять» хуже всего, Александр Иванович готов был поклясться, что ждать все-таки гораздо хуже…
Глава 15
Бомж Вова Баклажан приподнялся на локте и напряженно прислушался. В темном и душном бункере было тихо. Лишь в коридоре то и дело журчало в трубах, да в вентиляционной шахте изредка подвывал ветер. И хотя эти звуки были для бомжа привычными, теперь они почему-то навевали безотчетную тревогу и желание как можно быстрее покинуть подземелье.
Осторожно, будто бы опасаясь кого-то потревожить, он похлопал себя по карманам, чиркнул спичкой. Пляшущий огонек выхватил из темноты шершавые бетонные стены, черные кабели над головой и драный ватный матрас на замусоренном полу.
Вот уже третий день он избегал ночевать в одном и том же месте. Возвращаться в обжитую подземную комнату, где произошло нечто невообразимо кровавое, ему не хотелось. Приходилось постоянно менять места ночевок: бойлерная, узкий аппендикс технического коридора, заброшенное бомбоубежище… Вова Баклажан и сам не мог сказать, кого он больше боялся: бывшего товарища, обезумевшего после укуса зубастой твари, или же саму крысу. Все эти ночи, проведенные в разных местах, бомж спал предельно чутко, просыпаясь от малейшего шума. Скомканные газеты, предусмотрительно разбросанные даже на дальних подступах к месту очередного ночлега, были единственной надеждой на спасение. И двуногие, и четвероногие твари не могли подобраться к нему бесшумно.
Спичка догорела, и он зажег еще одну. Ничего подозрительного вроде бы не наблюдалось. Однако звериное чувство опасности, выработанное за последние дни, подсказывало: что-то тут не так. Бомж поднялся во весь рост, и его огромная тень мгновенно взметнулась под потолок. Осторожно впечатывая подошвы сапог, он неуверенно двинулся в сторону коридора. И тут же остановился, ощутив на себе чей-то пронзительный ненавидящий взгляд. От неожиданности обитатель подземелья застыл на месте, выронил спичку, да так и остался стоять в темноте, боясь повернуть шею. Омерзительный, леденящий душу страх заползал в душу, словно невидимый паралитический газ. Он понимал: теперь лучше не оборачиваться, а спокойно, без резких движений выйти в коридор. Глаза его постепенно привыкали к темноте. Зрение смутно различало шероховатые плоскости, подкрашенный далекой электролампой прямоугольник выхода, ржавые металлические скобы на стенах, чем-то неуловимо напоминающие ребра скелета. Под подошвой что-то хрустнуло, бомж резко отдернул ногу от пола да так и застыл, боясь опустить ступню.
