Допив чай, хозяин квартиры прикинул, сколько же мерзавцев его окружало только на работе. Получалось, что много: лишь молодой ассистент Валера да еще несколько интернов вызывали у него искреннюю симпатию. А уж сколько мразей жило только в этом подъезде, сколько грязного быдла ходило по улицам, сколько подлецов исполняло в мегаполисе большую и малую власть…
Впрочем, теперь в Южном округе не было вообще никакой власти. Мэрия, управлявшая блокадной зоной дистанционно, из-за реки, да уличные менты в счет не шли. Так почему бы ему, Александру Ивановичу, не стать тут вершителем судеб? Укус Rattus Pushtunus практически сделал его суперменом. Противоядие из снотворного, хлордиазепоксида и диазепама исключало любые нежелательные последствия. А ведь точный рецепт и дозировку знал только он. И вряд ли кто-нибудь во всем Южном округе сделал бы точно такое же открытие…
Идея, возникшая совершенно спонтанно, разрасталась в нем несдержанным баобабом. Городские власти, трусливо окопавшиеся в безопасном отдалении, вряд ли в ближайшее время сюда сунутся, ведь они ожидают поголовного мора и взаимного смертоубийства, после чего проблемный район будет отгорожен от внешнего мира наподобие Чернобыльской зоны.
Впрочем, для утверждения своей власти мало знать секрет противоядия; нужны надежные и проверенные помощники. Поразмыслив, патологоанатом быстро определил, кто из знакомых может ими стать.
Однако сперва следовало избавиться от всех, кто мог ему помешать. Да и нагнать на городское быдло страху тоже было нелишним…
Взглянув на приклад с белевшей зарубкой, Александр Иванович мягко улыбнулся. Он понимал: зарубка эта далеко не последняя. Да и огнестрельное оружие также не единственное средство утверждения справедливости. Остро отточенный скальпель ничем не хуже ствола…
Глава 22
Переселившись на территорию Центрального зоопарка, Суровцев и Лида наконец-то почувствовали себя в относительной безопасности. И было отчего. Директору, выбивавшему фонды перед самым введением чрезвычайного положения, удалось убедить мэрию: проще один раз хорошенько потратиться на меры предосторожности, чем потом отлавливать обезумевших после укуса животных по всему району. А уж о полной эвакуации фауны не могло быть и речи – слишком хлопотным делом это выглядело. Да и кто мог дать гарантию, что во время такой эвакуации вместе с животными в незараженные еще районы не проникнет и парочка Rattus Pushtunus?
Для защиты от зубастых грызунов по всему периметру зоосада был выкопан неглубокий, но широкий ров, который доверху заполнили водой. Для защиты от маньяков была смонтирована продвинутая сенсорная сигнализация. На бетонном заборе, ограждавшем территорию, установили видеокамеры с режимом ночного обзора. Через каждые пятьдесят метров над заборами возвышались концлагерного вида вышки с бдящими часовыми. Охрана, переселившаяся на служебную территорию вместе с семьями, получила травматические пистолеты, электрошокеры и помповые ружья. Снабжение было налажено весьма сносно: раз в день на территорию заезжал опломбированный рефрижератор с продуктами для сотрудников и их подопечных. Милицейский спецназ исключал любые попытки налета на фуру во время транспортировки.
Директор, однако, сумел улизнуть из зоопарка еще до того, как в Южном округе было объявлено чрезвычайное положение. По слухам, он выехал куда-то за рубеж, и связи с ним не было совершенно. Так что теперь вся полнота власти над животными и охранявшими их людьми была возложена на Суровцева, а лаборантка автоматически стала его заместителем.
Мефодий Николаевич и Лида поселились на последнем, четвертом этаже административного корпуса. И не только потому, что место это казалось самым безопасным. Отсюда прекрасно просматривалась не только вся территория Центрального зоопарка, но и ближайшие подходы к нему: широкий, но безлюдный проспект с рынком напротив, школьный двор, массив многоэтажек за ним. Ученый даже установил на треноге стационарную подзорную трубу с мощным зумом и режимом ночного видения – на всякий случай.
Там же была оборудована и лаборатория. Единственным объектом изучения стала Rattus Pushtunus – та самая, выловленная в подземелье теплоузла. Афганская крыса, сидевшая за прутьями сварной решетки, была беременна, и Мефодий Николаевич ожидал, что мерзкая тварь разродится со дня на день. Пока же он скрупулезно вел лабораторный журнал, занося туда самые, казалось бы, незначительные наблюдения.
– Неужели ты думаешь, что твои научные изыскания чем-то помогут? – как-то не выдержала Лида. – Этих тварей по всему району теперь тысячи… Если не больше.
– Имея на руках одну особь, можно хотя бы попытаться узнать, чем можно победить всех, – попытался урезонить Суровцев. – Это ведь лучше, чем вообще ничего. Или предлагаешь просто сидеть и тупо наблюдать за гибелью всего района?
– Никакие крысоловки их не берут, котов они не боятся, ядохимикатов, как я понимаю, тоже.
– К сожалению, тут ты права, – вздохнул Мефодий Николаевич. – На редкость привередливая тварь. И очень умная. Сегодня попытался угостить ее сырым мясом… Обмакнув его предварительно в трехпроцентный раствор мышьяка. И что ты думаешь? Побрезговала, хотя до этого я заставил ее целых два дня голодать.
– Два дня без еды?
– Они вообще поразительно живучие. Даже мощнейший электрический разряд не причиняет ей особого вреда. Не берут ее ни кислотные и щелочные испарения, ни критическое для любых живых существ содержание СО 2 в воздухе. Первый раз в жизни с таким сталкиваюсь! Зато я пока выяснил другие вещи. Rattus Pushtunus, оказывается, умеет передвигаться по почти отвесным стенам. Как и у обычных серых крыс, у нее на лапках микроскопические присоски. Впрочем, всем нам от этого не легче. Скорее, наоборот.
– Так и будешь все это время сидеть перед клеткой?
– Хочу дождаться, когда она наконец разродится. Одного крысеныша, как он чуточку подрастет, обязательно препарирую. Может быть, это что-нибудь даст.
Лида по-прежнему выглядела предельно подавленной. Мефодий Николаевич понимал: дело тут не только в депрессии после происшествия на «Политехнической». Девушка до сих пор не получила никаких известий об отце, и это тревожило ее больше всего.
Было очевидно – так дальше продолжаться не может. Ведь любая депрессия рано или поздно найдет выход, и хорошо еще, если это будет всего лишь слезливая девичья истерика!
Да и помочь Лиде было не так уж и сложно: дом ее отца отстоял всего в четырех кварталах от Центрального зоопарка. Связавшись по рации с правоохранителями, Мефодий Николаевич пообещал им поистине царское вознаграждение: две банки тушенки, пять буханок хлеба и бутылку водки за аренду милицейского БМП вместе со всем экипажем на полтора-два часа.
Конечно, безопасней всего было бы отправиться в путь рано утром, когда шансы нарваться на вооруженных маньяков минимальны. Однако у ментов были свои резоны – посовещавшись, они объявили: боевая машина пехоты будет у главного входа в зоопарк прямо сейчас.
– Ну что, Лида, может, заберем твоего папу сюда? – серьезно прикинул Суровцев, залезая внутрь БМП. – Ему тут и работа найдется… почти по специальности.
