Симпатичный, манерный, лет двадцати пяти на вид. Тёмные волосы прилизаны, аляповатая рубашка распахнута на груди, светлые брюки облегают тренированные ноги, а лицо освещает (практически буквально) белозубая улыбка. Тоже, небось, из мира моды.
— А это у нас Виталь Медина, — представляет парня Ксанор.
— Можно просто Вит, — вставляет тот.
— Он, Ленни, неплохо фотографирует, — отсыпает ему скупой комплимент Тёмный.
— Неплохо? — фыркает фотограф. — Да я лучший во всём Кадрисе, если не во всей Грассоре!
— От скромности ты точно не умрёшь, — хихикает одна из девушек, компактно сидящих на кожаных диванчиках справа и слева.
А «Нарси», стрельнув в меня теперь уже не прохладным, а колюче-ледяным взглядом, задумчиво тянет:
— Ленни, значит… — Потом, будто опомнившись, снова цепляет на лицо улыбку и приглашает Ксанора присаживаться с ней рядом.
Но Хорос делает вид, будто её не слышит, и возвращается ко мне. Ну то есть к нам с Хайме. Но моего друга он в упор не замечает.
Для нас незаметно освобождается диванчик. Я даже не успеваю заметить, кто встаёт и куда уходит — вокруг крутится слишком много народа. Ксанор представляет нам ещё парочку друзей, потом пытается познакомить с какой-то девушкой, но тут у него снова случается провал в памяти, и он бросает это дело, а девица явно на него обижается.
По щелчку пальцев нам приносят выпивку. Я только делаю вид, что пью, а сама лишь подношу к губам бокал с сильрой. Хайме же, наоборот, не жалеет спиртного, и Ксанор тоже, как это водится, ни в чём себе не отказывает.
Нарсиса пытается клеиться к Хоросу, меня донимает вопросами фотограф, не забывая хвастать, какой он крутой и что за одну фотосессию у него даже такие известные модели, как Кастальдо, готовы продать душу, тело и всё, что у них имеется. При этом мне он предлагает съёмку у него в пентхаусе совершенно бесплатно, нагло заявляя, что фотографий Светлой в стиле ню у него ещё не было, и он не прочь мной, как он выражается, плотно заняться.
— Вит, закругляйся, — сощурившись, цедит Хорос, всё это время уделявший внимание имениннице, но, как оказалось, прислушивавшийся и к нашему разговору.
— Да я же просто предлагаю, — сразу идёт на попятную фотограф.
— Будешь предлагать такое своим шлюхам, — в голосе Тёмного больше металла, чем во всём этом клубе и ближайших кварталах вместе взятых.
— А разве не все Светлые шлюхи? — доносится до меня откуда-то сбоку, и свита Нарсисы начинает смеяться в голос. В том числе и именинница, которая шутку явно оценила.
Мне хочется вскочить и врезать подонку, но меня опережает Хайме. Он резко подхватывается, хватает весельчака за грудки — одного из друзей Хороса, имени которого я так и не запомнила, и, поставив его на ноги, со всей силы бьёт его по лицу.
Парень падает обратно на диван, едва не подмяв под себя какую-то девицу в мини, громко матерится и трёт наливающуюся цветом скулу.
На миг все вокруг будто замирают, а я прикрываю глаза, как-то запоздало вспоминая, что Хорос именно для этого меня и нанял: предотвращать малейший скандал, который может просочиться в прессу и в котором, пусть даже косвенно, может быть замешан Ксанор.
Но я, вместо того чтобы чётко следовать всем пунктам нашего с ним договора, только и делаю, что продолжаю его нарушать.
Из оцепенения все выходят почти одновременно.
— Крутой, значит, да? — сплёвывает неудачно пошутивший пижон и снова, словно резиновый мячик, подскакивает на ноги, явно собираясь дать сдачи. — Защитничек нашёлся. Шёл бы ты отсюда со своей…
Договорить он не успевает, так же, как и Лосано не успевает снова ему хорошенько вмазать. Хорос оказывается быстрее: одно молниеносное движение, и вот он уже между ними, резкими фразами дробит на осколки вновь повисшее на балконе молчание:
— Осторожнее, Адам. Если ударю я, ты уже больше не встанешь.
Тьма змеями вьётся вокруг Хороса, угрожающе стягивается вокруг него, овивает руки, одна из которых прижата к груди этого Адама, а другая крепко сжимает плечо Хайме.
— Да я ведь просто пошутил! Что вы все такие нервные?!
— А теперь ты просто извинишься перед моей подругой, и мы больше не будем портить Нарсисе праздник, — на удивление сдержанно говорит Тёмный.
И всё-таки у него с братом больше общего, чем кажется на первый взгляд. Сейчас он как никогда похож на Гаранора. Холодный, невозмутимый, жутко-спокойный. Такой, которого хочется и надо бояться.
Адама знатно перекашивает. Но не от страха. Сразу видно, он бы предпочёл, чтобы ему ещё раз кто-нибудь врезал, пусть даже Тёмный, чем попросить прощения у феи. Я слышала, что в Грассоре к Светлым относятся с особым пренебрежением, но, если честно, до сегодняшнего дня никогда сама этого не замечала.
А теперь вот заметила. И прочувствовала. Настолько остро, что меня саму сейчас перекосит.
— Вообще-то я и сам способен постоять за свою девушку, — не говорит — рычит Лосано, сбрасывая руку Тёмного.
Меня всё-таки перекашивает. Просто потому, что такого заявления я уж точно не ожидала. Тем более сейчас, когда всё и так… просто кошмар!
Ксанор оборачивается и в упор смотрит на Хайме.
— Так всё-таки подругу или девушку? — усмехается: ядовито, цинично, жёстко.
«И эта усмешка тоже, как у старшего», — мелькает где-то на краю сознания.
— Вы бы всё-таки определились.
Мне хочется провалиться сквозь землю, ну или хотя бы свалиться с этого балкона, чтобы затеряться в толпе на танцполе. Но сваливаться сейчас никак нельзя. Придётся расставить всё по местам.
Сегодня. Сейчас.
Йорги! Не думала, что всё так закончится.
Коротко выдыхаю и, глядя Тёмному в глаза, в которых сталь затянула непроницаемая чернота, спокойно и твёрдо говорю:
— Мы с Хайме друзья и ничего большего между нами никогда не было и не будет, — а потом перевожу взгляд на друга; скорее всего, уже бывшего. — Мне жаль, что ты этого так и не понял, Хайме, хоть я никогда не давала тебе даже малейшего повода думать иначе.
